Андрей Медведев - Подлинная история русского и украинского народа

Власти Киева и Харькова не раз сами поднимали вопрос об ограничении действия указа и о ненужности дурацких запретов. И хоть Юго-Западный отдел Географического общества был закрыт и закрыли его журнал — «Записки» Географического Общества, вскоре стали издавать новый журнал, «Киевская Старина», вокруг редакции которого собрались те же люди, что трудились в Географическом Обществе.

Так что Эмский указ объективно принес стране больше вреда, чем пользы, а вот украинскому движению он помог немало. Процитирую русского историка Николая Ульянова из его книги «Пооисхождение украинского сепаратизма»:

«Надобно послушать рассказы старых украинцев, помнящих девяностые и девятисотые годы, чтобы понять всю жажду гонений, которую испытывало самостийничество того времени. Собравшись в праздник в городском саду либо на базарной площади, разряженные в национальные костюмы, «суспильники» с заговорщицким видом затягивали «Ой на горе та жнеци жнуть»; потом с деланым страхом оглядывались по сторонам в ожидании полиции. Полиция не являлась. Тогда чей-нибудь зоркий глаз различал вдали фигуру скучающего городового на посту — такого же хохла и, может быть, большого любителя народных песен. «Полиция! Полиция!» Синие шаровары и пестрые плахты устремлялись в бегство «никем же гонимы». Эта игра в преследования означала неудовлетворенную потребность в преследованиях реальных. Благодаря правительственным указам она была удовлетворена».

После прочтения предыдущей главы может показаться, что украинское движение во второй половине 19 века в Малороссии было невероятно массовым, что оно объединяло тысячи человек. В действительности это была лишь небольшая группа интеллектуалов, в первую очередь киевских. Причем небольшая настолько, что их буквально можно было пересчитать с точностью до человека. Причем многие видели в деятельности украинофилов влияние польских революционных сил. Русский археолог, историк Ксенофонт Говорский писал своему приятелю Якову Головацкому в Галицию:

«У нас в Киеве только теперь не более пяти упрямых хохломанов из природных малороссов, а то (прочие) все поляки, более всех хлопотавшие о распространении малорусских книжонок. Они сами, переодевшись в свитки, шлялись по деревням и раскидывали эти книжонки; верно, пронырливый лях почуял в этом деле для себя поживу, когда решился на такие подвиги».

Именно поэтому Указ 1876 года многим в Петербурге и Москве показался нелепым — с кем боретесь-то? С кучкой никому не интересных активистов? Число активных «украинцев» и в начале 20 века в Киеве было столь небольшим, что один из лидеров самостийнического движения как-то заметил, что если бы власти империи захотели с ним раз и навсегда покончить, то им хватило бы одного вагона, чтобы всех лидеров вывезти в ссылку. Но тем, кто принимал охранительный закон 1876 года, все было очевидно — да, украинофилов мало, но они активны, они влияют на умы, в первую очередь студенческой молодежи, и отсроченный результат непременно проявится. Главное управление по делам печати — это была высшая цензурная инстанция при Министерстве внутренних дел Российской империи — в своей аналитической записке так объясняло необходимость принятия Эмского указа, особо обращая внимание на активность украинского движения в Галиции:

«Цензурное ведомство давно уже обратило внимание на появление значительного числа книг, издаваемых на малорусском наречии, не заключающих в себе, по-видимому, ничего политического. Но, следя с особенным вниманием за направлением изданий для народа на малорусском наречии, нельзя было не прийти к заключению о том, что вся литературная деятельность так называемых украинофилов должна быть отнесена к прикрытому только благовидными формами посягательству на государственное единство и целость России. Центр этой преступной деятельности находится в настоящее время в Киеве. Стремление киевских украинофилов породить литературную рознь и, так сказать, обособиться от великорусской литературы представляется опасным и потому еще, что совпадает с однородными стремлениями и деятельностью украинофилов в Галиции, постоянно толкующих о 15-миллионном южнорусском народе, как о чем-то совершенно отдельном от великорусского племени. Такой взгляд рано или поздно бросит галицийских украинофилов, а затем и наших, в объятия поляков, не без основания усматривающих в стремлениях украинофилов движение в высшей степени полезное для их личных политических целей. Несомненным доказательством этому служит поддержка, оказываемая Галицкому украинофильскому обществу «Просвита» сеймом, в котором преобладает и господствует польское влияние».

Далеко не все малороссийские либералы были украинофилами, многие, симпатизируя им, тем не менее сторонились этого движения, потому что ощущали в нем опасную, разрушительную силу. В украинофильстве видели просто моду на национализм, которая захлестнула всю Европу. Иные и вовсе считали малороссийских самостийников обычными болтунами, или, как сейчас пишет молодежь, «диванным спецназом», и потому шли сразу в организации прямого действия, молодежные террористические группы, которые никакого национального признака не имели.

Михаил Драгоманов

Но три участника «киевской громады», три деятеля украинского движения, на мой взгляд, заслуживают особого упоминания. Потому что именно их деятельность сыграла свою роль во всех дальнейших процессах реализации украинского проекта. Точнее, их деятельность привела к тому, что обычные думы кучки либералов превратились в проект. Это Михаил Петрович Драгоманов, Владимир Бонифатьевич Антонович и Михаил Сергеевич Грушевский.

Михаил Петрович Драгоманов. Он родился в 1841 году в семье мелкопоместных дворян, которые являлись потомками казачьей аристократии, старшины. Родители Михаила Драгоманова были людьми либеральных взглядов, что во многом определило и его политические пристрастия. Уже в Киевском университете он вступил в студенческую громаду, потом стал членом громады киевской, и, видимо, там началось его становление как одного из идеологов украинства. В 1863 году, в год издания Валуевского циркуляра, Драгоманов закончил университет и остался в нем преподавать.

Уже в юности Драгоманов был человеком крайне одаренным, он много читал, причем научной литературы. К концу 1860-х годов он уже был признанным, как сейчас сказали бы, «политическим лидером, влияющим на общественное сознание». Его убеждения — это смесь социализма и украинского автономизма — были настолько необычными, что и простое определение «первый украинский социалист» к Драгоманову не слишком подходит. С одной стороны, он был яростным сторонником украинской автономии, украинского языка и вообще определения «украинец» как особой национальности. Его работа «Что такое украинофильство» — яркий пример воззрений Драгоманова. Там акценты предельно четко расставлены. Украина была всегда, и даже в составе Польши это почти отдельная страна, украинская нация существует давно, и она, безусловно, не хуже русской, она заслуживает уважения, и сама Малороссия/Украина ничуть не менее цивилизованна, чем Россия, а местами и более. Но это с одной стороны. С другой — в его работах часто встречается слово «русины-украинцы». Даже будучи глубоко убежденным в особом пути украинского народа, он продолжал считать, что у него общий корень с русским народом.