Энн Эпплбаум - ГУЛАГ

Моим ножовочным лезвием мы собирались выпилить четыре-пять досок, работая только ночами и маскируя пропилы смесью хлеба и конского дерьма с пола вагона. Когда дыра была бы готова, мы дождались бы остановки в лесу, выбили бы доски, выскочили бы наружу – столько людей, сколько успело бы выскочить, – и разбежались бы в разные стороны, чтобы сбить с толку конвой. Некоторых застрелили бы, но большая часть бы ушла [1437].

От плана пришлось отказаться, потому что охрана заподозрила неладное. Побеги с поездов, однако, случались: к примеру, в мае 1940 года двое заключенных бежали через люки товарных вагонов [1438]. В том же году Януш Бардах выскользнул из вагона, выломав гнилые доски. Но на место он их не поставил и поэтому был немедленно пойман: его выследили с собаками, жестоко избили, но в живых оставили [1439].

Некоторые побеги, пишет Солженицын, начинаются “не с рывка и отчаяния, а с технического расчета и золотых рук” [1440]. Однажды в товарном вагоне заключенные сделали ложную внутреннюю торцевую стенку; план был – втиснуться за стенку и уехать в вагоне из лагеря [1441]. В другой раз двадцать шесть уголовников сделали подкоп под забором, удачно выбрались, но, как утверждал сотрудник “органов”, возглавлявший поиск, все до одного были пойманы в течение года [1442].

Другие, подобно Чернавину, использовали для побега свое особое положение в лагере. В архиве сохранились сведения о том, как заключенный нарочно вызвал крушение товарного поезда и бежал в возникшей после этого суматохе [1443]. В другом случае заключенные, которым поручили рыть могилы на лагерном кладбище, убили конвоира и, “зарыв труп в могилу, скрылись”. Их исчезновение, как и труп, было обнаружено не сразу [1444]. Легче было бежать и бесконвойным, имевшим право выходить за зону.

Беглецы пытались маскироваться. Варлам Шаламов рассказывает о беглом заключенном, который провел на свободе два года, путешествуя по Сибири под видом геолога. В Якутске местное “научное начальство”, гордясь приездом в город крупного специалиста, чрезвычайно почтительно попросило его прочесть лекцию. “Кривошей улыбался, цитировал по-английски Шекспира, что-то чертил, перечисляя десятки иностранных фамилий”. В конце концов его разоблачили: роковую роль сыграло то, что он посылал деньги жене [1445]. Возможно, это вымышленная история, но в архивах есть сведения о сходных случаях. Один колымский беглец обзавелся документами на чужое имя, вылетел самолетом в Якутск и там устроился в городской гостинице. При задержании у него изъяли 200 граммов золота [1446].

Не все побеги были сопряжены с полетом творческой фантазии, но многие – вероятно, большинство, особенно если бежали уголовники, – были сопряжены с насилием. Беглецы нападали на охранников, вольнонаемных работников и местных жителей, стреляли в них, резали, душили [1447]. Не щадили и собратьев-лагерников. Один распространенный способ побега предполагал людоедство. Двое заключенных, сговорившись заранее, подбивали бежать с ними третьего (“мясо”), которому предстояло стать пищей для первых двух на время пути. Бука описывает суд над профессиональным вором и убийцей, бежавшим вместе с другим вором и с лагерным поваром, который был для них “ходячим провиантом”:

Не им первым пришла в голову такая мысль. Когда огромная масса людей только и мечтает, что о побеге, обсуждаются, само собой, все возможные способы. Желательно, чтобы “ходячий провиант” был упитанным. Если надо, его можно будет убить и съесть. А до той поры он будет нести свое мясо сам.

Два вора поступили с поваром, как было задумано, но они не рассчитали длительность путешествия. Они снова проголодались.

Оба понимали, что тот, кто заснет первым, будет убит. Поэтому оба притворялись, что не устали, и всю ночь рассказывали друг другу байки, пристально наблюдая друг за другом. Старая дружба исключала для них как открытое нападение, так и признание в подозрениях.

Наконец одного сморил сон. Другой перерезал ему горло. Бука пишет, что через два дня его поймали и в мешке у него нашли куски сырого человеческого мяса [1448].

Хотя у нас нет возможности узнать, как часто при побегах творилось такое, сходные истории, относящиеся к разным периодам – от начала 1930‑х до конца 1940‑х, рассказывает немало бывших заключенных, и есть основания думать, что людоедство действительно иногда случалось [1449]. Томас Сговио слышал на Колыме смертный приговор двоим таким беглецам, которые взяли с собой “малолетку”, убили и засолили его мясо [1450]. Вацлаву Дворжецкому подобную историю рассказали в Карелии в середине 1930‑х [1451].

В устных преданиях ГУЛАГа сохранились поистине необычайные рассказы о побегах, многие из которых, возможно, недостоверны. Солженицын подробно пишет о побегах эстонца Георгия Тэнно, политического заключенного, убегавшего из лагерей не раз. В одном случае он, стремясь добраться до Омска, проделал пешком, на лошади и на лодке почти 500 километров. Некоторые из рассказов Тэнно, вероятно, правдивы (позднее он подружился с другим гулаговцем – Александром Долганом, автором лагерных мемуаров, которого Тэнно познакомил с Солженицыным), но истинность иных из них, самых красочных, вызывает определенные сомнения [1452]. В одном английском сборнике можно прочесть историю эстонского пастора, который, бежав из лагеря, подделал документы и вместе со спутниками перешел афганскую границу. В том же сборнике рассказано об испанце, которому помогло бежать то, что он притворился мертвым после землетрясения, повредившего лагерные постройки. Затем он якобы проник в Иран [1453].

И наконец, имеются удивительные мемуары Славомира Равича “Долгий путь”, содержащие самое красочное и захватывающее описание побега во всей гулаговской литературе. Равич пишет, что его арестовали после советского вторжения в Польшу и отправили в лагерь на севере Сибири. Оттуда он, по его словам, бежал с молчаливого согласия жены начальника лагеря вместе с шестью другими заключенными, один из которых был американец. Прихватив с собой по дороге молодую депортированную полячку, они двинулись к границе СССР.

В течение своего невероятного путешествия (если оно и вправду имело место) они обогнули Байкал, перешли монгольскую границу и через пустыню Гоби, Тибет и Гималаи попали в Индию. Четверо беглецов погибли в пути, остальные перенесли крайние лишения. К сожалению, несколько попыток получить подтверждение этой истории (она отчетливо напоминает рассказ Киплинга The Man Who Was ) успехом не увенчались [1454]. “Долгий путь” – великолепно написанная книга независимо от того, правда в ней рассказана или нет. Ее убедительность – хороший урок тем из нас, кто пытается написать основанную на фактах историю побегов из ГУЛАГа.