Array Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

Судя по всему, архимандрит Сильвестр выполнил обращенные к нему просьбы и действительно ходатайствовал за монахов через боярина Петра Семеновича Прозоровского, который доложил содержание писем царям Ивану и Петру, а также царевне Софье 25 января 1686 г., представив и сами послания. Однако никакого царского указа и тем более боярского приговора по этому поводу не последовало (Боярской думе письма даже не были зачитаны), что объясняется, на наш взгляд, действиями сторонников заключения с Речью Посполитой Вечного мира, послы которой находились на пути в Москву. К их числу принадлежала и сама царевна Софья и всесильный «первый министр» государства князь В.В. Голицын [281].

В начале 1686 г. в Москву прибыли монахи полоцкого Бого явленского монастыря во главе с монастырским наместником Кли ментом Деляновым. Об этом свидетельствует запись в расходной книге Патриаршего казенного приказа о выдаче полоцким монахам богослужебных книг «для их пожарнаго разорения», а также 10 рублей деньгами [282]. Кроме того, они посетили Новодевичий монастырь, где получили 30 золотых [283]. Климент и его товарищи доставили в русскую столицу письмо богоявленского игумена Игнатия к патриарху Иоакиму. Игнатий благодарил за разрешение псковскому и смоленскому митрополитам посвящать прибывавших из Литвы монахов в дьяконы и священники, «откуда многую отраду и помощь православие восприят», а также за присылку освященного мира и антиминсов. Игнатий жаловался, что из-за того, что в Речи Посполитой нет ни одного православного епископа, многие церкви Белоруссии не имеют литургии или даже не освящены, и просил Иоакима прислать свое письменное благословение на освящение церквей в полоцкий Богоявленский монастырь, чтобы использовать его до тех пор, пока на белорусскую кафедру не будет назначен епископ. В конце письма он просил Иоакима принять монастырь «под свою… высокую руку», как сделал это Никон в 1658 г., сожалея, что его грамота сгорела во время последнего пожара (1683 г.) и у монахов остался только список [284].

В ответ на просьбу отца Игнатия ему была послана жалованная грамота патриарха всея Руси на ставропигию, датированная 27 марта. В ней Иоаким «давал власть» игуменам полоцкого Богоявленского монастыря «храмы святые посвящати с посвященными а нтиминса ми по преданному чину, который печатным тиснением изображен есть и ныне послан». Иоаким заявлял, что отныне богоявленские монахи находятся «под нашею мерностию и благословением», подтверждал их право выбирать себе игумена и запрещал судить их и «обижать» властям других монастырей. Патриарх грозил Божьими карами на Страшном суде тому, кто будет богоявленскую братию «неправедно обижати и судити, и присущее их, землю или иное кое стяжание их отъимати, или наветствовати и управляти восхощет» [285].

Не исключено, что именно Шимон Кароль Огинский выхлопотал в июле 1686 г. у Сильвестра Волчанского – наместника и администратора Белорусской епархии – грамоту, подтверждавшую исключительное право монахов полоцкого Богоявленского и витебского Маркова монастырей ездить в Ригу для богослужений и сбора милостыни и запрещавшую Друйскому и Дисненскому монастырям делать то же самое и чинить препятствия марковским и богоявленским монахам [286]. А в феврале 1687 г. Гедеон Четвертинский подтвердил этот запрет, ссылаясь в своей грамоте на давние привилеи Маркова и Богоявленского монастырей, данные им князьями Огинскими и их наследниками, а именно Ш.К. Огинским, который в грамоте именовался «колятором» (лицо, давшее средства на строительство церкви, монастыря, или его наследник) обеих вышеупомянутых обителей [287].

В 1687 г. Шимон Кароль Огинский подтвердил все права Маркова монастыря на самоуправление и владение землями, дарованными его родителями. Характерно, что в «фундацийной» записи повторялась недопустимость перехода монастыря в унию, а также то, что монастырь находится «под послушенством» Константинопольского патриарха и поставляемого им митрополита Киевского и всея Руси [288]. Последнее, возможно, свидетельствует о том, что литовские магнаты, даже покровительствовавшие православным, неприязненно относились к переходу киевской митрополии под власть московского патриарха, видя в этом опасность усиления влияния России на религиозную жизнь Великого княжества Литовского. А в 1690 г. на средства Ш.К. Огинского в монастыре была построена деревянная Свято-Троицкая церковь взамен сгоревшей (пожар случился после 1687 г.), которая просуществовала до 1920-х гг. Двери церкви были украшены инициалами князя, которые сохранялись еще в 60-х гг. XIX в. [289].

Русские послы во главе с Б.П. Шереметевым, выехавшие во Львов, чтобы принять присягу польского короля Яна Собеского на заключенный в Москве в 1686 г. договор о Вечном мире и антиосманском союзе, должны были раздавать православным в Польше и Литве списки с его 9-й статьи, по которой польско-литовская сторона обязалась православным Польши и Литвы «никакова утеснения и к вере римской и к унее принуждения чинить не велеть» и признала право киевского митрополита посвящать в сан православных епископов Речи Посполитой. Среди тех, кому русские дипломаты вручили текст 9-й статьи, был и игумен борисовского Воскресенского монастыря Герман [290].

Видимо, именно с этим связано то, что в начале 1687 г. в Москву прибыл из Борисова новый игумен этого монастыря Феодосий Корговцевич «бити челом великим государям на строение церковное». Особо стоит отметить заявление игумена, что ранее представители Воскресенского монастыря никогда «великим государям о милостыне не бивали челом и на Москве не бывали» (что подтверждается и сведениями капитального труда К.В. Харламповича [291]). Заодно Феодосий обратился и к патриарху Иоакиму, чтобы тот принял Борисовский монастырь «под свое благословение и паству». Иоаким не отказал, выдав Феодосию соответствующую грамоту «за красною печатью» на ставропигию. Игумен не только получил государево жалованье для нужд обители – 60 рублей и 20 аршин атласу (на эти средства монахи построили в своем монастыре соборную Воскресенскую церковь и изготовили для нее резной иконостас), но и удостоился аудиенции у царевны Софьи в Новодевичьем монастыре [292].

В грамоте Иоакима борисовскому Воскресенскому монастырю не давалось, в отличие от Полоцкой обители, право освящать церкви. В начале документа подчеркивалось верховенство патриархов московских над православными Белой Руси, находящимися «в державе величества короля польского», а также отмечалось бедственное положение белорусского православия, не имеющего «собственных архиереов […] многая лета и всякого архиерейскаго священнодейства в посвещение иереев и иных таинств свершения». Выполняя просьбу воскресенской братии, Иоаким объявлял, что отныне монахам «також де и всем тамо сущим христианом, мудрование и сыновством восточныя церкве имущим в спасении евангелиа святаго нам свойственным и подсудственным патриаршу всероссийскому престолу и всех северных стран, повелехом ко всякому вопрошающему отзыватися нашея мерности патриаршим благословением и вся богопреданная таинства в посещение и просвещение душ христианских от нас приимати в царствующем граде Москве, и по нашему указу и благословению у киевского митрополита и у иных архиереев православных подсудствия всероссийскаго патриарха престола приближних той стране». Иоаким благословлял игумена освятить строящийся монахами Воскресенский храм, выдав для этой цели «освященный антимис, також де и миро тайносовершенное и в церковное пение чтение же и поучение книги». Полученное миро Феодосий должен был раздавать православным священникам «безместно, в просвещение и знамение христова стада душ христианского благочестия». Иоаким подтверждал право монастыря на самоуправление и его неподсудность «началникам» других монастырей и людям «какия либо власти». Избираемый монахами игумен должен был присылаться для благословения в Москву или к киевскому митрополиту. В завершение подчеркивалось, что воскресенский игумен с братией «должен есть послушание и повиновение отдавати нашей мерности во всем, жителствуя же благочестиво и монашески, всю братию монашескому жителству учити и между их стяжати управление всякое, к сему прочих християн православных всякаго чина и возраста веры православныя […] и учению святых отец научати и сеяти истинное благочестие в сердца их со всяким тщанием» [293].