Роберт Каплан - Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного

Итак, что именно эта смиренная судьба, эта невидимая рука готовит для нас в будущем? Чему можем мы научиться у географической карты, о каких возможных опасностях она нас предостерегает? Давайте же посмотрим на то, как география влияла на мировую историю, глазами нескольких выдающихся ученых XX в., а затем специально посмотрим на связь географии и вмешательства человека глазами великого мужа древности. Это подготовит нас к рассмотрению проверенных временем и наиболее провокационных геополитических теорий современности, равно как и даст возможность заглянуть в будущее нашего мира.

Во второй половине XX в., когда Ганс Моргентау работал преподавателем кафедры политологии в Чикагском университете, два других профессора делали успешные шаги на академическом поприще кафедры истории того же учебного заведения — Уильям Мак-Нил и Маршалл Ходжсон. Чикагский университет всегда славился своими талантливыми учеными, в те годы выдвинувшимися по интеллектуальным меркам на одно из первых мест в мире. Я ни в коем случае не хочу преуменьшать успехи других ученых, говоря об этих трех профессорах. В то время как Моргентау охарактеризовал реализм современной эпохи, Мак-Нил сделал по сути то же самое для всемирной истории, а Ходжсон — для истории ислама, и это были огромные труды геродотовского масштаба, в которых географии отводилось отнюдь не последнее место. Восхищение вызывает уже сама смелость в выборе Мак-Нилом и Ходжсоном тематики исследований, поскольку в наше время в научной среде делается акцент на узкой специализации, что на самом деле является неизбежностью ввиду того, что объем накопленных знаний постоянно растет. Но, читая Мак-Нила и Ходжсона, невольно начинаешь ностальгировать по недавнему прошлому, в котором научные горизонты казались бескрайними. Специализация привнесла свои преимущества, но наука могла бы с большим толком использовать широту подхода этих двух профессоров Чикагского университета, а они со своей стороны демонстрируют, что география сама по себе является способом мыслить широко.

Уильям Мак-Нил, уроженец Британской Колумбии (самой западной провинции Канады), опубликовал свой труд «Восхождение Запада: история человеческого сообщества» объемом более 800 страниц, когда ему было около 45 лет. Доминирующим мотивом этой книги является несогласие с точкой зрения британского историка Тойнби и немецкого историка Освальда Шпенглера, согласно которой разные цивилизации проходили свои стадии развития независимо друг от друга. Мак-Нил же полагает, что культуры и цивилизации постоянно взаимодействовали и именно это взаимодействие лежит в основе драматических событий мировой истории. В общем и целом эта книга о массовых передвижениях народов по планете.

Так называемые земледельцы долины Дуная, двигаясь на север, заселили земли Центральной и Восточной Европы в период между 4500 и 4000 гг. до н. э. В то же время первые животноводы и земледельцы, продвигаясь на юг, пересекли Северную Африку, выйдя к Гибралтарскому проливу, и «впоследствии соединились и смешались с дунайским потоком переселенцев», при этом, как утверждает Мак-Нил, более ранние европейские поселенцы, промышлявшие охотой, никуда не исчезли — они попросту ассимилировались другими народами, восприняв их культуру. [73]С этого момента и начинается в книге изложение мировой истории.

Истоки обоих переселений, к северу и к югу от Средиземного моря, — в так называемом Плодородном полумесяце и Анатолии, где политическая нестабильность во многом была следствием географического положения. «В то время как Египет, расположенный параллельно основным торговым и миграционным путям, не препятствовал передвижению, Ирак, с давних времен являющийся приграничной территорией, стоит поперек путей, изначально предначертанных человеку», — пишет знаменитая британская путешественница и автор более двух десятков книг о своих странствиях по Ближнему Востоку и Афганистану Фрея Старк. [74]В самом деле, отмечает Мак-Нил, Месопотамию пересекает один из самых кровавых миграционных маршрутов. «Как только города на равнинах начали процветать», чему способствовал небольшой уклон в нижней части долины Тигра и Евфрата, по которому реки несли свои воды, орошая поля на многие километры, «они становились лакомым куском для варварских народов, обитающих на территориях вокруг этих городов». Более того, когда бо́льшую часть орошаемой земли в Месопотамии начали использовать для земледелия и границы между полями разных общин стали значительно у́же, разгорелась затяжная война, поскольку не было централизованной власти, которая могла бы разрешить территориальные конфликты или распределить воду, когда ее не хватало. Посреди этого разброда завоеватели, как, например, Саргон (2400 г. до н. э.), вторгались в Месопотамию из-за границ культивируемых территорий. Хотя, как пишет Мак-Нил, создав централизованную власть, завоеватели спустя несколько поколений оставляли военные дела ради «спокойной и более комфортной жизни» в городах, тогда как история каждый раз повторялась с приходом новых завоевателей.

Все это напоминает тенденции, описанные в XIV в. тунисским историком и географом Ибн Хальдуном, который отмечает, что, хотя жизнь в роскоши на начальном этапе и укрепляет государство, способствуя укреплению его законодательно, в последующих поколениях она приводит к упадку. О начале процесса распада говорит появление влиятельных провинциальных лидеров, которые впоследствии нападают и создают свои собственные династии. [75]В конечном счете расцвет цивилизации в древнем Ираке привел к появлению самых жестоких тираний, целью которых было не допустить распада страны. Такими были Тиглатпаласар (XII–XI вв. до н. э.), Ашшурнасирпал II (IX в. до н. э.), Синаххериб (VIII–VII вв. до н. э.) и другие правители, известные своей жестокостью, манией величия и массовыми выселениями народов, совершавшимися по их приказу. [76]Эта тенденция к установлению жестокой тирании, характерная для разобщенного региона, подверженного военным нашествиям, достигла своей кульминации в наше время при режиме Саддама Хусейна. Хотя опять-таки следует избегать крайне категоричных выводов: например, в период 1921–1958 гг. в Ираке достаточно неплохо функционировала парламентская система, что могло бы при несколько иных обстоятельствах продолжаться и позднее. Мак-Нил, Ибн Хальдун и Старк говорят только об исторических и географических тенденциях, избегая, таким образом, обвинения в детерминизме. [77]

По утверждению Мак-Нила, географическая среда, став основой для необычайного уровня тирании и бюрократии в Месопотамии, также способствовала развитию несколько менее деспотичного режима в Египте. «Пустыни подарили Египту четкие границы, которые не так сложно защищать, а Нил стал для него природной магистралью и центральной нервной системой, так что уровень насилия, характерный для Месопотамии, на берегах Нила был попросту не нужен. Защита границ от чужаков едва ли была серьезной проблемой для фараонов Египта», — пишет он. В самом деле, причина этого крылась в более благоприятном расположении Египта по отношению к миграционным маршрутам, чем Месопотамии, а проникновения ливийцев с запада и азиатов с востока не составляли большой проблемы. С юга Египет был надежно прикрыт пустыней, располагающейся на обоих берегах реки, а с севера — Средиземным морем. Довольно вероятно, что на протяжении 4000 лет египтянам почти не приходилось сталкиваться с вооруженными захватчиками на своей территории. Более того, Нил очень даже способствовал оживленному судоходству, поскольку течение несло лодки в северном направлении, а ветра, обычно дующие с севера на юг, помогали судам перемещаться по реке в южном направлении при помощи паруса. Таким образом, в Египте смогла зародиться цивилизация. «Для сравнения, — пишет Мак-Нил, — у правителей Месопотамии не было готовых естественных преград, которые оберегали бы их централизованную власть, им приходилось медленно и с большими усилиями создавать [жестокие] законы и бюрократическую управленческую систему в качестве искусственной замены естественных компонентов географической среды, которые имел Египет благодаря своему географическому расположению». Неповоротливая бюрократическая машина месопотамских государств должна была также справляться с непостоянными уровнями подъема вод Тигра и Евфрата, которые трудно было предугадать, что усложняло организацию системы орошения. [78]Совсем иной была ситуация с Нилом, с его предсказуемыми сезонными разливами. На сегодняшний день, хотя и в Египте, и в Ираке долгое время царила диктатура, более тяжелая ситуация сложилась все же в Ираке, и причины этому можно проследить до древних времен и определенно связать с географией.