Роберт Каплан - Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного

Достижением Броделя и других представителей школы «Анналов», как пишет Тревор-Ропер, «является то, что они в широкое русло исторической науки внесли географию, социологию, право, умственную жизнь и таким образом подпитали, укрепили и освежили ее течение…». В конце концов, продолжает Тревор-Ропер, «география, климат и население определяют связи, экономику и политическую организацию». [457]Своими исследованиями Бродель, притом что у него, в отличие от Маккиндера, Спайкмена или Мэхэна, отсутствует особая геополитическая теория, сделал нечто более важное, поскольку сам он — нечто больше, чем географ или политический стратег. Он — историк, чье повествование имеет некую божественную особенность и в котором каждая деталь человеческого существования прорисована на полотне сил природы. Если география когда-либо и приближалась к литературе, то она это делает именно у Броделя. В определенном смысле Бродель — итоговое воплощение всех тех политических стратегов, с которыми мы уже познакомились выше.

Археолог из Оксфорда Барри Канлифф замечает, что, возможно, главнейшим вкладом Броделя в понимание истории является концепция «изменяющейся длительности временных циклов». В основе ее лежит longue duree («период большой длительности»): медленно, незаметно изменяющееся географическое время «ландшафтов, которые и дают возможности, и накладывают ограничения». Следующим этапом являются менее длительные «среднесрочные циклы», которые сам Бродель называет conjonctures («конъюнктурами»), то есть системными изменениями в демографии, экономике, сельском хозяйстве, общественной жизни и политике. Канлифф поясняет, что по сути своей это «коллективные силы, безликие и редко выходящие за пределы одного столетия». Вместе longue duree и conjonctures составляют по большей части скрытые «базовые структуры», в контексте которых разворачивается человеческая жизнь. Все мои размышления о роли географии имели своей целью подчеркнуть важность этих базовых структур. Бродель называет самый быстротекущий цикл l’histoire evenmentielle («событийной историей») — эти события представляют собой ежедневные политические и дипломатические неурядицы, которые являются предметом освещения в СМИ. Бродель проводит аналогию с морем: на самой большой глубине неторопливо перемещаются водные массы, несущие на себе все остальное; чуть выше — волны и приливы; наконец, на поверхности, по словам Канлиффа, — «мимолетная рябь, пена, появляющаяся и исчезающая за одну минуту». [458]

Невозможно представить, каковы будут последствия геополитики в слишком масштабных для человека временных рамках значительной части анализа Броделя, особенно с учетом споров по поводу климатических изменений и их влияния на отдельные регионы. Говорить об отношениях, например, Америки и Европы через 100 или 200 лет просто глупо, поскольку на них повлияет огромное количество факторов, которым еще только предстоит проявиться. Скорее, стоит представить идеи Броделя как стимул посмотреть на наши собственные проблемы с более непредвзятой и отстраненной точки зрения. Например, читая Броделя и вспоминая о еще свежих событиях первого десятилетия XXI в., невозможно уйти от вопроса: являются ли войны в Ираке и Афганистане только мимолетной рябью, пенным прибоем или они суть, а может, часть чего-то более глубокого, значительного и фундаментального в судьбе Америки? Если уж на то пошло, могут ли Первая и Вторая мировые войны, заставившие человечество столкнуться с беспрецедентным насилием, относиться только лишь к событиям l’histoire evenmentielle ? Бродель, именно потому, что он помещает события человеческой истории в контекст воздействия сил природы, позволяет видеть их с позиций longue duree .

Я предлагаю рассматривать идеи Броделя в качестве пролога к знаменательному моменту на Вашингтонской конференции в июне 2009 г., где был поднят вопрос, который придает особую актуальность моему исследованию важности географии для США в XXI в. Этот вопрос понравился бы Броделю, поскольку он отвлекает людей от сиюминутных проблем и предлагает взглянуть на вещи с более масштабной точки зрения и в долгосрочной перспективе. Спонсором данной конференции выступал Центр за новую безопасность США, где я являюсь старшим научным сотрудником. Шел круглый стол, на котором обсуждалось то, какими должны быть следующие шаги в Афганистане и Пакистане, и особое внимание уделялось налаживанию борьбы с повстанческим движением. Участники обсуждения перешли к детальному рассмотрению проблемы «АфПак», поскольку афгано-пакистанская пограничная зона особенно заинтересовала вашингтонских специалистов. От одного из участников, Эндрю Бацевича, профессора Бостонского университета, я, сидя в первом ряду, услышал весьма невежливое замечание, которое передам своими словами.

Историк, глядя на эту дискуссию с точки зрения отдаленного будущего, как предположил Бацевич, мог бы прийти к выводу, что в то время как США полностью сосредоточились на Афганистане и других регионах Большого Ближнего Востока, на южной границе самих США назревал масштабный государственный коллапс. Последствия этого коллапса для ближайшего и отдаленного будущего Америки, ее общества и американского господства в целом являются гораздо более серьезными, нежели события где-то на другом конце мира. «Чего мы достигли на Ближнем Востоке всеми нашими вмешательствами начиная с 1980-х гг.? — вот такой вопрос задал Бацевич и продолжил: — Почему бы не привести в порядок дела в Мексике? Какого бы процветания мы добились, если бы все эти деньги, знания и инновации использовали не в Ираке и Афганистане, а в Мексике?»

В этом простом вопросе заключается основа критики американской внешней политики с момента окончания холодной войны: критики, которая, как мы увидим, простирается далеко за пределы Мексики, охватывает Евразию и все же уходит корнями в особенности географии Северной Америки. Я начал с Бацевича только потому, что его недовольство ничем не завуалировано, а его честные намерения особенно впечатляют и таят в себе горечь, ведь он, выпускник военной академии Вест-Пойнт и ветеран войны во Вьетнаме, потерял в Ираке сына. Но пусть Бацевич в своих книгах и ругает безо всякого пиетета политическую элиту США и предприятия, в которые они втягивают Америку за океаном, в своих убеждениях он не одинок. Анализ ситуации, предпринятый как Бацевичем, так и его единомышленниками, прежде всего основывается на сознательной попытке выйти за рамки l’histoire evenmentielle и взглянуть на нее в пределах более длительного периода времени. Когда я думаю о том, что действительно волнует всех этих аналитиков, в голову приходит мысль о longue duree Броделя.