Вадим Нестеров - Иван Грозный

Оставшиеся члены регентского совета – братья Василий и Иван Шуйские, помилованный Захарьин-Юрьев и Михаил Тучков – держались тише воды ниже травы.

Все эти мрачные события душа Ивана, совсем еще ребенка, несомненно, впитывала как губка. Но самым страшным для него стал 1538 год. 11 апреля умирает его мать, Елена Глинская, которой было всего 30. Ее скоропостижная смерть вызвала множество толков. Ходили слухи об отравлении, которое молва приписывала братьям Шуйским. Их при свержении регентского совета, скорее всего, побоялись трогать – слишком уж могуществен был высокородный клан Рюриковичей Шуйских, которых на Западе именовали «принцами крови».

Так или иначе, но действовали Шуйские молниеносно – после смерти Елены Овчина-Телепнев сразу же был схвачен и в заключении прожил опять же недолго – Шуйские «умориша его гладом и тягостию железной» [15]. «Мамка» Ивана, Аграфена Челяднина, бывшая на свою беду родной сестрой Овчины, была сослана в Каргополь и там пострижена в монахини.

Восьмилетний Иван в одночасье лишился двух самых близких ему женщин. Мальчик остался совершенно один – единственный близкий человек, с кем он мог общаться, был его младший слабоумный брат Юрий.

Оставшихся «воспитателей» Иван ненавидел лютой ненавистью. Свои детские воспоминания о взявших власть в стране Шуйских он изложил в знаменитой переписке с Курбским:

«Нас же с покойным братом Георгием начали воспитывать, как иностранцев или как нищих. Какой только нужды ни натерпелись мы в одежде и в пище! Ни в чем нам воли не было; ни в чем не поступали с нами, как следует поступать с детьми. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не смотрит – ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные тяжелые страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом…» [10].

Стоит ли удивляться, что мальчик вырос с твердым убеждением, что вокруг всегда измена и крамола и если выпустишь вожжи из рук и не ударишь первым, тебя моментально растопчут?

Шуйские довершили разгром регентского совета: через полгода после смерти Глинской регент Михаил Тучков был отправлен в ссылку в деревню, а Захарьин-Юрьев скончался в том же году. Правда, и старший Шуйский пережил его только на несколько недель. Последний оставшийся регент, Иван Шуйский, значительно уступал покойному брату во влиянии, поэтому до своей смерти в 1542 г. в основном боролся за власть с набравшим силу троюродным братом Грозного Иваном Бельским. Волей судеб скончались они почти одновременно – сосланный в Белоозеро Бельский был убит по приказу последнего члена регентского совета незадолго до смерти самого Ивана Шуйского.

Ивану в ту пору пошел тринадцатый год, а роста он выдался огромного. Оставшись без опеки «регентов» и вырвавшись из душных кремлевских покоев, подросток начал буйствовать – сбрасывал с крыш теремов кошек и собак, а чуть повзрослев, вместе с ватагой сверстников бил и грабил людей, «скачюще и бегающе всюду неблагочинно» [19]. Забавы иногда доходили до убийства, но оставшиеся бояре не смели одернуть юного князя, который через несколько лет – по всему видно – возьмет уже полную власть и тогда все вспомнит обидчикам.

А Иван, даже отметив 15 лет от роду и тем самым достигнув совершеннолетия, по-прежнему вел бурную жизнь – ради забавы пахал поле, сеял гречку, ходил на ходулях и продолжал жестокие развлечения.

16 января 1547 г. произошло важнейшее для Руси событие: 17-летний молодой князь принял титул царя и короновался. По большому счету это стало легитимизацией давно свершившегося: еще Иван III, дед Ивана Грозного, де-факто был суверенным правителем. Но закрепить этот статус де-юре не решались ни он, ни Василий III, резонно опасаясь непредсказуемой реакции со стороны иностранных держав. Молодость и здесь оказалась решительнее зрелости.

Вскоре после венчания на царство Иван IV женился. Всем боярам и дворянам, имевшим дочерей двенадцати лет и старше, было велено под страхом опалы и казни за неисполнение везти их на смотрины. Выбор юного Ивана пал на Анастасию, дочь окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина, представительницу одного из сильнейших боярских кланов и племянницу покойного члена регентского совета Михаила Захарьина-Юрьева. Бракосочетание состоялось 3 февраля.

Венчание и принятие царского титула Иоанном IV. Художник Клавдий Лебедев

И в этом же богатом на события году, но уже летом, в Москве поднялось восстание. Дело в том, что управление страной в последние годы сосредоточилось в руках родственников царя по материнской линии. Иван страстно любил свою мать и, получив известную самостоятельность, приблизил к себе единственных людей, которым доверял, – братьев Елены, Михаила и Юрия Глинских, и ее мать, свою бабку, княгиню Анну. Но их управление вылилось в казнокрадство и неправедные поборы. Добавьте к этому еще и традиционную неприязнь москвичей к «чужакам» – и вы поймете всю глубину народного недовольства. Этот набухший нарыв рано или поздно должно было прорвать, что и произошло в июне 1547 г.

В столице вспыхнул мощный пожар – сгорел почти весь центр Москвы, в огне погибли тысячи людей, десятки тысяч остались нищими и бездомными. По городу ползли слухи, винившие в беде Глинских: дескать, «старая ведьма» Анна вымачивала в воде человеческие сердца, а потом, обернувшись сорокой, летала над городом и кропила его сверху той колдовской водой – отчего и вспыхнули пожары.

Расправа была жестокой – 26 июня толпа ворвалась в Кремль. Юрия Глинского схватили во время богослужения в Успенском соборе. Дядю царя выволокли из собора и растерзали, труп его бросили на выходе из Кремля. Михаил Глинский вместе с матерью успел выбраться из города и «хоронился по монастырем» [13]. Несколько дней город был в руках восставших, а потом в поисках Глинских процессия двинулась к селу Воробьеву, куда вывезли от пожаров царя Ивана. 17-летнему юноше пришлось выйти к вооруженным вилами людям и долго убеждать их, что ни Михаила, ни Анны у него в ставке нет.

Иван был потрясен – кланяющееся бессловесное быдло, которое он походя топтал конями во время забав, обернулось к нему другим – страшным – ликом. Бунт вскоре был подавлен, Глинские от греха подальше удалены от власти, но, как позднее признавался сам царь, «и от сего убо вниде страх в душу мою и трепет в кости моа» [10]. Жизнь продолжала лепить характер Ивана.