Артем Драбкин - Мы дрались на истребителях

– Били ли морду техникам за плохую подготовку к вылету?

– Это еще зачем? Если я взлечу, а самолет забарахлит, и на земле выяснят, что в этом техник виноват, – ему трибунал. Техник это прекрасно знает и лучше лишний час не поспит, но самолет подготовит к вылету как надо.

– Мог ли летчик дать другому по башке за плохие поступки в бою– типа, товарища бросил, струсил и т. п.?

– Это запросто. И по башке дать, и заявить, что «я с тобой, б…ть, больше не полечу!» Вот как я замполиту. Но вообще у нас в полку таких случаев больше не было.

– На ваш взгляд, когда мы окончательно завоевали господство в воздухе?

– К концу 1943 года. Именно с этого времени мы в воздухе творили, что хотели. Если нам надо было бомбить, то бомбили, все разносили. Если наглухо надо было закрыть район от немецких ударных машин, то закрывали, хрен кто пролезет. Реально люфтваффе уже ничем нам помешать не могло – не было у них для этого сил, хотя тяжелые бои еще продолжались.

– Чем мы обеспечили это господство? Превзошли немцев числом, мастерством или «большой кровью»?

– Все было. И летчики опыт набрали, мастерство приобрели. Знали, на что и как надо надавить, чтобы у немцев слабина выперла. И числом превзошли. И кровь была. Большая. А как же? Войны без крови не бывает.

– Страх на войне– чего вы боялись больше всего?

– Ничего не боялись! Я, например, ничего не боялся. Ни смерти, ни плена, ни калекой остаться. Пока этого нет, то чего об этом думать?

– Хорошо, а в бою чего боялись?

– Увидеть противника позже, чем он тебя.

– Насколько для наших летчиков-истребителей была характерна «мессеробоязнь»?

– Это было явление довольно распространенное, до самого конца войны. Все молодые летчики через «мессеробоязнь» проходили. Это нормально. «Мессер» чересчур серьезный противник, чтобы им пренебрегать. Внезапной атаки «мессера» нельзя не бояться. С опытом это проходило.

– Из вашего рассказа у меня сложилось впечатление, что «як» был истребителем специально для охраны Ил-2. То есть если бы мы в таких количествах не делали Ил-2, то скорее всего, мы бы и не делали в таких количествах «яки». Насколько, на ваш взгляд, мое мнение правильно?

– Я думаю точно так же. «Яки» делались именно как дополнение к Ил-2.

Мое мнение такое: «яки» – Як-7Б, Як-1 и Як-9 – были средними истребителями. Верхний предел среднего уровня – нет особых недостатков, но и нет особых достоинств. Ну не хватало у «яка» «тяги»! Слабачок. Но!.. Будучи во всем средним истребителем, «як» был чертовски хорош в «непосредственном прикрытии» ударных машин, а в прикрытии именно Ил-2 «як» вообще был королем.

Лучше «яков» «илы» никто прикрыть не мог, в этой ипостаси даже Ла-5 «яку» уступал. Ил-2 и «яки» взаимно дополняли друг друга: они – меч, мы – щит. Ведь как только «мессера» ни пытались зайти на наши штурмовики – и сверху, и снизу, и справа, и слева, «раздергивали» нас как могли, но каждый раз мы успевали их встретить раньше, чем они сумеют зайти в атаку. В этой беготне вокруг ударных машин «як» был вне конкуренции.

– То есть можно сказать, что выпуск «яков» определялся не какими-то особыми симпатиями к конструктору Яковлеву, а простым расчетом– сколько-то там «яков» на сколько-то там «илов»?

– Ну да. Где-то один «як» на два «ила». Вот как у нас было в корпусе: одна истребительная авиадивизия на «яках» – на две штурмовые авиадивизии на Ил-2. И если бы не «илы», то думаю, что наша промышленность выпускала бы что-нибудь другое, а не «яки». Или выпускали бы «яки», но не в таких количествах.

– У меня сложилось впечатление, что в наших истребительных полках количество сбитых немецких самолетов было каким-то второстепенным показателем. Я прав?

– Нет. Количество сбитых – это важный показатель и предмет вполне законной гордости как командования полка, так и рядовых летчиков, на счетах которых записаны эти сбитые. Другое дело, что это далеко не единственный показатель работы полка.

Например, в нашем полку всегда в боевых рапортах вначале указывали, сколько раз слетали на прикрытие штурмовиков, обязательно указывали, что потерь у прикрываемых нами штурмовиков не было. Отчитывались, сколько раз прикрывали войска, и про то, что во время нашего прикрытия бомбежек войск не допускали. Указывали, сколько раз слетали на штурмовку, сколько бомб сбросили во время штурмовок и «охоты» и сколько единиц техники и живой силы уничтожили, сколько разбомбили мостов, сколько провели разведок и т. п.

Вот плюс ко всему этому, так сказать, венцом боевой работы указывали количество сбитых самолетов противника, которых, естественно, лучше иметь побольше.

Просто же абстрактное «количество сбитых», оно ни о чем не говорит.

Опять же, мы же в основном в прикрытии ударных самолетов летали, а там правило такое: лучше ни одного штурмовика не потерять и ни одного «мессера» не сбить, чем сбить три «мессера» и потерять хотя бы один штурмовик.

Я почти всю войну провоевал командиром звена. Как летчик-истребитель я своими четырьмя сбитыми законно горжусь. Как летчику-истребителю мне выпало счастье видеть, как взрываются ударом о землю сбитые мной самолеты врага. (Поверь, это счастье.) Но еще больше я горжусь тем, что за всю войну в моем звене не было потеряно ни одного летчика! В моем звене летчики не гибли, ко мне в звено летчики только приходили, приобретали боевой опыт и уходили на повышение в другие звенья и эскадрильи. Ни одного погибшего! В отношении потерь я был чертовски удачливым командиром. Когда ко мне новичка посылали, я ему сразу говорил: «Запомни! В моем звене правило простое – или мы возвращаемся все, или погибаем все! Все на всех поровну – и жизнь, и смерть!» Только так!

Больше того, в прикрывавшихся моим звеном штурмовиках и бомбардировщиках тоже нет ни одной потери от немецких истребителей. За всю войну! Хотя случалось моему звену прикрывать и четверку, и шестерку, и восьмерку. Понял?

– Понял, а когда вас сбили, там вы разве не звеном были?

– Звеном, но не моим. Тогда надо было лететь экстренно, просто собрали две пары, из летчиков разных звеньев. Я в том бою вообще ведомым был.

– Из всех видов боевых задач– «свободная охота», маневренный бой, «непосредственное сопровождение» и атака бомбардировщиков противника– какая технически самая сложная? На ваш взгляд.

– Да во всех есть свои сложности, но «непосредственное сопровождение», наверное, самая тяжелая задача. Сложная задача, не каждому по плечу. С ней успешно мог справиться далеко не каждый летчик и даже далеко не каждый истребительный авиаполк. Да, именно «непосредственное сопровождение». Ты же как связанный! Ни скорости, ни маневра! Носишься, как пес на цепи, только и успевай «отгавкиваться» да смотри, чтобы тебе самому «хвост не оторвали».