Артем Драбкин - Мы дрались на истребителях

Самый трудный вылет был у меня в июне, во время наступления против финнов на Карельском перешейке. Тогда мы прикрывали группу «илов» 35-го полка, атаковавших корабли в Финском заливе, и были перехвачены 18 ФВ-190. Они попытались зайти в атаку сверху-сзади, но мы были начеку и этот наскок отбили, а один «фокке-вульф» был подбит стрелками. Три или четыре раза я сходился в лобовой атаке с одним из «фокке-вульфов». В последний раз мы разошлись с ним в самую распоследнюю секунду – он прошел у меня над головой. У меня в груди все отлегло, как с того света вернулся – ведь мы почти столкнулись! В тот раз мы тоже потеряли один штурмовик, но летчик, Щербак, сумел дойти до Сескара и там приземлился. Когда я вернулся на аэродром, коленки у меня все еще дрожали после той лобовой атаки. [63]

Командир полка Волочнев хотя и вылетал на задания, но редко. Не знаю почему, но и у Беляева и у него я быстро завоевал уважение, и на ответственные задания чаще всего посылали меня. Взял меня как-то раз комполка ведомым, но закончилось это заменой мотора на моем истребителе. Дело в том, что во время любого воздушного боя или в полете ведущему нельзя «шуровать» на полных оборотах, а Волочнев как дал газу! Ведомый больше маневрирует и перестраивается, отстает и вынужден выжимать из двигателя все, что возможно. Слетали мы с ним вот так, и полетели у меня шпильки крепления картера, верхней крышки…

Где-то в июне – июле нашу штурмовую авиацию стали использовать для разряжения минных полей в Финском заливе и проводили площадное бомбометание. Штурмовикам указывали необходимый квадрат, и они сыпали туда бомбы – срабатывало. Немцы, конечно, противодействовали, и в одном из вылетов (весь полк летал) мы потеряли не только несколько истребителей, но, главное – штурмовиков. После возвращения командир полка Волочнев стал нас обвинять в потере сопровождаемых: «Плохо воюете, да как могли потерять?!!»

А я, как летчик-истребитель, могу сказать, что, пусть мне надо будет сбить бомбардировщик, а его будут прикрывать десять истребителей, я собью его, если захочу. Я наберу высоту, весь строй прошибу – может, и сам погибну, но его собью. Так и немцы. Они хорошо воевали, у них опыт огромный был – больше, чем наш… И вот Волочнев нам сказал: «Теперь полк поведу я! И чтобы в строю были все командиры эскадрилий!» Учить нас решил.

А командиром нашей 2-й эскадрильи тогда был Алимпиев Евгений Николаевич. Он тоже прибыл с Дальнего Востока и к тому времени уже «вылетался» – старик был. Когда мы вылетели полком и начался воздушный бой, он нажал на тангету радиопередатчика и не отпустил ее, поэтому весь полет мы слышали, что он там говорил в кабине. И вот во время боя вся эскадрилья слышит, как командир все уговаривает «фоккера»: «Ну что ты ко мне пристал!..» Долго потом подтрунивали мы над командиром… [64]Смех смехом, но в том бою мы опять понесли потери – и своих и штурмовиков. Вот после этого Волочнев ругать нас перестал.

24 июля, в День Военно-морского флота, погиб мой очень хороший друг, летчик-штурмовик из 7-го гвардейского полка Матвеев Михаил Алексеевич. Мы с ним вместе и в аэроклубе были, и в школе, и на курсах командиров звеньев, и в одну дивизию попали на Балтику, только я – истребитель, а он – штурмовик. К тому времени он был уже заместителем командира полка – очень сильный летчик. В одном из вылетов он пошел на второй заход по цели, хотя делать его не рекомендуется, и его сбили [65]. Многие этим злоупотребляли, и многие из-за этого погибли.

Вы спросите почему? А я вам отвечу – штурмовикам было очень тяжело, и я не завидую им. Это были такие труженики, что трудно себе представить. Как пример, в марте – апреле 1945 года мы оказались на аэродроме Эльбинг в Восточной Пруссии. Там уже сидели армейские штурмовики и истребители, и в одной из столовых начали они нас подначивать: «Во понахватали орденов, и все – Красное Знамя!» У меня тогда уже было три ордена, да и у остальных немало. Вскоре Рокоссовский начал наступление на Мемель и Данциг, а поскольку кораблей там у немцев было много, попросил поучаствовать и армейцев. Когда те познакомились с корабельными зенитками и вернулись на аэродром, они нам сказали: «Не надо нам орденов ваших, рановато нам помирать!»

Дело в том, что на каждом транспорте было по четыре зенитных орудия, а на эсминцах и до двадцати. А теперь представьте, какое было светопреставление, когда шел конвой из 5 транспортов, 4 эсминцев и пары тральщиков. Хотя и наземные зенитки вещь довольно неприятная.

Там вообще зенитный огонь был страшный, особенно над Данцигом! Нас это не очень касалось, а вот штурмовикам доставалось. Я помню, как зенитные снаряды пробивали плоскости и хвост Ил-2. Иногда было заметно, как снаряд рикошетировал от брони штурмовика. Зрелище смертельное, но захватывающее! Наш черед подходил тогда, когда «илы» скрывались за горизонтом, а мы еще находились в поле зрения зениток. Был только один способ спасти себя от их огня – маневрировать. Некоторые летели в направлении очередного разрыва зенитки, некоторые от него, но если быстро не отреагируешь, то точно погибнешь.

Был один летчик в 35-м полку – Никитин, и с ним был довольно интересный случай. Я должен был его прикрывать. Вылетели мы в полдень с заданием искать и уничтожать корабли в Выборгском заливе и пошли к цели. Никитин сильно уклонился влево. Он долгое время не сворачивал, и я никак не мог понять, куда он направляется. Я стал маневрировать перед его самолетом, но Никитин ни на что не реагировал. В конце концов я решил дать очередь ему под носом, и только после этого он развернулся и пошел домой. Когда мы приземлились, оказалось, что заблудился, хотя и был опытным летчиком.

Поскольку задача нами так и не была выполнена, вечером мы снова пошли в Выборгский залив. В море я обнаружил несколько вражеских кораблей. Поскольку я, как истребитель, летел выше метров на двести, я заметил их раньше и сообщил Никитину. Он запросил направление и после моей ориентировки удачно зашел в атаку, обстреляв большой транспорт «эрэсами» и сбросив бомбы. Судно задымило, и я решил, что теперь он пойдет домой, однако он резко развернулся и стал пикировать на корабль снова. Потом выяснилось, что он решил повторно атаковать корабль. Смотрю – не сворачивает, вот-вот врежется. Ну, думаю – наверное, подбит и решил идти на таран.

В последний момент задрал нос и чуть ли не хвостом вперед, «коброй» вышел из пикирования. На аэродроме обнаружили, что кусок мачты вражеского судна и канатик антенны застряли у него в крыле. Сели, я спрашиваю, чего это ты, а он мне: «Ну так увлекся… Азарт!» Позже я, смеясь, читал у какого-то генерала героический рассказ про этот случай! Вот оно как иногда оказывается.