Артем Драбкин - Я дрался в Вермахте и СС. Откровения гитлеровцев

– Чего вы боялись больше всего: быть убитым, раненым или попасть в плен?

– Больше всего боялись раненым попасть в плен. Солдат может погибнуть, с этим надо считаться. Из опыта нам было известно, что если пленный немецкий солдат дошел до штаба русского полка – тогда он выжил, но по дороге в штаб русского полка была опасность, что его застрелят при попытке к бегству. Мы, плененные в Финляндии, с этим не сталкивались. Мы точно знали, что Красный Крест зарегистрировал имена всех, кого финны передали русским, поэтому русские нас не расстреляют.

– Как вы относились к комитету «Свободная Германия» и к антифашистскому движению?

– Были те, кто поддерживал комитет «Свободная Германия» и Союз немецких офицеров, были и те, кто их не поддерживал. Я был с теми, кто не поддерживал. В самом начале моей жизни в плену, в одном лагере, мы встретили группу немцев в основном в русской униформе. Они назывались как-то вроде «Немецкая освободительная армия». Я помню, что один из них был одет в немецкую униформу без знаков различия, но с русскими красными нашивками за ранения. Для нас это были предатели, абсолютно однозначно. Большинство пленных немецких солдат считали, что, пока идет война, нельзя просто так перепрыгнуть на другую сторону.

Когда мы пришли в русский плен, мы должны были надеть и носить наши ордена. В офицерском лагере военнопленных номер 1050 под Вологдой было примерно 1500 офицеров, в основном с Центрального фронта. Среди них было два летчика-аса, оба были награждены Рыцарскими крестами с дубовыми листьями. Один из них написал большую статью про великолепную красную авиацию, при том что сам сбил очень значительное количество русских самолетов. В 1946–1947 годах был приказ все немецкие ордена сдать. Некоторые сдали, а некоторые припрятали. Тот, что статью написал, пошел в русскую комендатуру, Рыцарский крест сдал и был отправлен в Москву, в школу ADV (Антифашистский немецкий союз), а второй работал в лагере бригадиром на лесоповале, потому что он свой Рыцарский крест не сдал, а утопил в ручье или я не знаю где.

– Были попытки побега из лагеря?

– Было несколько. Я знаю один случай. Это был восточный пруссак, маленький, приземистый. В фуфайке и ватных штанах его было не отличить от русского. Он говорил по-польски и, вероятно, немного по-русски. Он попробовал сбежать. Его схватили и привезли обратно в лагерь. Его сдали часовым, и те его забили до смерти. Основная масса немецких солдат не говорила по-русски. Кроме того, их сразу можно было узнать по фигуре и по внешнему виду. Так что шансов на успешный побег не было. У меня есть хороший знакомый, который потом служил в Бундесвере. Он хотел бежать из штрафного лагеря, в котором были не только солдаты, но и русские уголовники. Два монгола его брали с собой. Бежать хотели в Монголию или Китай. Но он заболел, и монголы взяли с собой кого-то другого. Это был для него смертный приговор. Монголы взяли его с собой как запас продовольствия. Из штрафного лагеря он вернулся в 1956 году, одним из последних.

Дорогие родители и Лотта!

Пишу вам вот уже в четвертый раз. Новостей о себе не слишком много. Я здоров и все у меня нормально. За меня не беспокойтесь. Наверняка вы уже получили мою третью по счету открытку. Так как адрес мой изменился, прошу вас еще раз прислать ответ на все вопросы, которые я вам задавал. Мне о стольком хочется вас расспросить, что даже и не знаю с чего начать. Что именно добралось из того, что я вам высылал? Фото, одежда, книги, еще какие-нибудь и мелочи?.. Очень хорошо разбирался в моих вещах. Вы о нем хоть что-то слышали? Возможно, я уже скоро буду с вами. Тогда вот все и выяснится и упростится. Мне страшно недостает музыки, хотя мы не лишены ее совершенно. Вложите фотографию. У меня больше фотографий не осталось.

Привет вам большой от меня и вот мой новый адрес. Привет и семье… В… И всем всем знакомым.

Желаю вам от всего сердца всего самого хорошего. Ваш Зигфрид

– Работа в лагере была добровольной или принудительной?

– И да, и нет. До 1946 года офицеры были освобождены от работы. Потом появился национальный комитет «Свободная Германия» и потребовал от офицеров помогать при восстановлении Советского Союза. После этого работать стало обязательно. С другой стороны, торчать целый день в лагере и ничего не делать изматывает еще больше, чем работа.

– Кормили нормально?

– В ноябре 1944 года мы пришли в лагерь номер 1050 в Грязовеце. Там нам дали большую, около пяти литров консервную банку «Оскар Майер». Больше никаких приборов, ни ложек, ни вилок, у нас не было – нас ведь от всего «освободили». В этой банке нам дали наш первый рыбный суп. Из этой консервной банки на нас смотрело больше рыбьих глаз, чем было наших глаз, смотревших в банку. Рыба была сварена целиком, нечищеной вместе с картошкой или картофельными очистками. Два дня мы держались, не ели, потом съели. В лагере 1050 находились офицеры и около 300 солдат, работавших на кухне. Они хорошо жили. Вот раскладка продовольствия немецких пленных. Она соблюдалась в рамках того, что было в наличии. У солдат было базовое снабжение, у офицеров снабжение было другим. В Советской Армии было два типа кухонь – одна для солдат, другая для офицеров. Для нас это было непонятным. В немецкой армии была одна кухня, и все, начиная с генералов, снабжались оттуда.

Почтовые карточки военнопленного Зигфрида Эрта

– Вы писали домой в Германию из лагеря?

– Да, как передовики производства мы получили разрешение посылать письма домой полевой почтой один раз в два месяца. Получали и ответные письма.

– В лагере была русская администрация и была немецкая. Кто входил в немецкую администрацию?

– Немецкая администрация была из антифашистов.

Мои дорогие!

Благодаря открыткам от 18.09 (Лотта) + фото. 29 – без фото. Крилле мне знаком. День рождения прошел относительно сносно. Здоров. Всего хорошего. Зигфрид

– Можно ли говорить, что пленные «сталинградцы» были своеобразной элитой?

– Нет. В лагере 1050 я познакомился с группой, попавшей в плен под Сталинградом. Они меня научили собирать кости животных и вываривать, пока не появится слой жира. Они очень серьезно боролись за свое выживание. Известно, что из 90 тысяч взятых в плен под Сталинградом домой вернулось только шесть тысяч. Еще я от них узнал, что во время битвы за Сталинград обе стороны брали муку из elevator, чтобы печь хлеб, и друг другу не мешали.