Борис Стадничук - Сократ: учитель, философ, воин

Впрочем, ведь и «Законы» Платон не дописал – может быть, засомневался в своей правоте? Да и вообще, если верить легендам, ходившим среди его учеников, Платон в последние годы жизни ничего не писал.

Имена великих деятелей прошлого неизбежно обрастают легендами. Но легенда легенде рознь. О Сократе, Аристотеле и Ксенофонте тоже можно прочесть и услышать множество такого, что они не говорили и не делали, да и просто не могли сказать и сделать. Легенды о Платоне – иного рода. Так, утверждали, что он умер в день своего рождения (это в древности считалось признаком некоего жизненного совершенства). А родился в тот же день, что и бог Аполлон. Более того, одна из легенд утверждает, что Платон был зачат непорочно! Что-то очень похожее случилось (во всяком случае в это верят миллиарды людей) примерно 430 лет спустя.

О его учении еще в древности говорили, что диалоги и трактаты – это только малая его часть, предназначенная, вопреки утверждениям Диогена Лаэрция, именно для всех. Что для своих настоящих учеников Платон ничего не писал. Что он учил их устно и строжайше запрещал записывать все, о чем говорилось на занятиях. Что «Законы» выглядят такими страшными и непохожими на все остальные произведения Платона именно потому, что записывались без его разрешения и даже без ведома, наспех, и были изданы уже после его смерти. И что о подлинной сути платоновского учения мы можем только догадываться. Оно полно волшебных мистических тайн и объясняет, почему человек должен следовать путем истины и добродетели. От него не сохранилось ничего, кроме названия: «О благе как таковом».

Скорее всего, мы никогда не узнаем, к чему сводилось это «тайное знание». Разве что будут обнаружены записи с его изложением, сделанные кем-нибудь из учеников и пережившие Средние века в библиотеке какого-нибудь монастыря. Может быть, «тайное знание» стало прообразом монотеистической универсальной религии, вроде христианства и ислама, возникших спустя столетия после смерти Платона? Параллелей между ними и учением Платона о душе, идеях и благе очень много. «Справедливость он принимал в своих диалогах за божеский закон, чтобы страх посмертной кары за дурные поступки подкреплял его увещания о добрых поступках. Поэтому некоторые даже считают, что он слишком увлекался мифами, ибо повествования такого рода он охотно вплетал в свои книги, чтобы люди, не будучи уверены, что их ждет после смерти, воздерживались от несправедливости» [35], – пишет Лаэрций, явно сожалея, что не тайное, а открытое учение Платона не было очищено от языческой шелухи. Но он, пожалуй, хочет от Платона слишком многого.

О том, насколько сложное это дело – поиски истины, свидетельствует выражение Amicus Plato, sed magis amica Veritas («Платон мне друг, но истина дороже»). Великий испанский писатель Мигель Сервантес приписал его Аристотелю. В действительности Аристотель сказал нечто похожее о том, что предпочитает истину дружеским чувствам, но имени Платона не называл. Зато в одном из диалогов Платона сам Сократ говорит ученикам, что верить надо не ему, Сократу, а истине. Сервантес, таким образом, просто составил из двух цитат один афоризм. Однако он совершенно точно указал на суть отношений между Аристотелем и Платоном. «Отец всех наук» был на первых порах не только другом, но и преданнейшим учеником Платона. Есть даже легенда, что во время чтения Платоном одного из его сочинений все присутствовавшие либо разошлись, либо заснули, а до конца учителя дослушал только Аристотель. Но в дальнейшем он и в жизни, и, что важнее, в философии пошел собственным путем. Он пересмотрел многие взгляды Платона, в том числе учение об эйдосах. Оно показалось ему слишком неясным и малопонятным. И не одному Аристотелю. «Словами Платон пользовался очень разными, желая, чтобы его учение не было легкоуяснимым для людей несведущих» [36], – с плохо скрываемым неодобрением пишет один из первых историков философии Диоген Лаэрций, верно подмечая главное отличие Платона от его Учителя, старавшегося быть предельно понятным всем и во всем.

Что касается самого Аристотеля (сочинения которого назвать простыми и легкодоступными тоже никак нельзя), то он пришел к заключению, что идея и материальная вещь неотрывны друг от друга, как форма и содержание. «Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать» [37], – сказал на это несколько обиженный Платон. Это один из ключевых моментов расхождения между Платоном и Аристотелем, которого называют отцом не только «всех наук» вообще, но в частности (и в особенности!) философского материализма. Если мы продолжим эту генеалогическую метафору, то «прадедушкой» материализма автоматически оказывается Сократ (Сократ – Платон – Аристотель – материализм).

Говорят, после смерти Платона Аристотель хотел возглавить Академию, но другие ученики Платона его не приняли. Тогда он стал заниматься со своими последователями в гимнасии (что-то вроде современного спортивного центра) Ликее, благодаря чему теперь во всем мире элитные учебные заведения называются лицеями.

У современных философов популярна шутка: от Сократа до Аристотеля в их науке произошло больше событий, чем от Аристотеля до наших дней. Действительно, хотя человеческой мысли предстоял еще огромный путь – через христианскую и мусульманскую философию к позитивизму и объективному идеализму и дальше, дальше, дальше – направление движения было задано Сократом, Платоном и Аристотелем. Аристотель, в отличие от Платона, почти не пишет о Сократе. Тот, по его мнению, интересовался только нравственными вопросами и был первым, кто «занялся определениями». Но в устах такого рационального и самолюбивого человека, как Аристотель, это короткое сухое замечание стоит очень дорого. Ведь что такое человеческое мышление? Это и есть поиск точных определений для идей и вещей. Без них любая мудрость тут же превращается в мудрствование, «умничанье», то есть в софистику.

Платон же, в отличие от Аристотеля лично знавший Сократа, был куда щедрее в оценке Учителя. «Благодарю судьбу за то, что я родился человеком, а не бессловесным животным; эллином, а не варваром; а также за то, что жить мне пришлось во времена Сократа» [38], – сказал он перед смертью. В эту короткую фразу Платон сумел вместить все свое представление о приоритетах и ценностях жизни. Во-первых, он проводит четкую грань между не осмысленным изнутри и поэтому нисколько не интересным для него биологическим существованием – и жизнью разумного существа (предвосхищая тем самым знаменитый афоризм Декарта cogito ergo sum – «мыслю, следовательно, существую»). На современный взгляд, противопоставление эллинов варварам выглядит неполиткорректным и даже ксенофобским. Но оно отражает реалии той эпохи: «человек мыслящий» может реализоваться только в условиях развитой цивилизации, к тому же признающей за отдельной личностью право на независимое мышление (хотя, как показывает судьба Сократа, да и отдельные эпизоды жизни самого Платона, – тоже до определенных границ). И наконец, огромное и редкое счастье, если мальчишка, бегущий на рынок, или юноша, обдумывающий житье и сочиняющий плохие стихи, встречают на пути человека не просто мудрого, но еще и отважного, и веселого, и доброго, который научит их задавать правильные вопросы и слушать свою совесть. Который и на краю пропасти удержит, и слабенькие крылья не сломает. Только тогда из гадких утят могут вырасти прекрасные белые лебеди – как Платон. Или отважные орлы, как Ксенофонт. Или премудрые совы, как Аристотель.