Борис Юлин - Бородинская битва

Боссе

Каждому корпусу была прочитана прокламация императора при повторных криках «Да здравствует император!».

Из нашего 85-го два батальона были оставлены при батареях императорской гвардии, которая открыла бал пальбой 60 орудий, искусно расставленных на площадке, слегка господствовавшей над неприятельскими позициями. Это было на рассвете.

Следуя за дивизией Компана, мы с остальной частью нашей дивизии сошли с этой площадки и среди густого тумана стали спускаться по довольно крутому откосу. Едва мы вышли из лесу, как командование дивизией перешло к генералу Десэ, так как Компан был опасно ранен. Он во главе дивизии пустился галопом, сопровождаемый только капитаном Буржэ (поручиком), Магнаном (адъютантом генерала Бресанда) и мной. Мы прискакали в тот момент, когда редуты только что были взяты. Эти редуты были простые реданы, или лагерные работы в форме шеврона, не закрытые у входа, так что вторые позиции неприятеля оружейными и картечными залпами выметали находившихся внутри них. Удержаться в них было несравненно труднее, чем завладеть ими. Солдат 5-и дивизии поэтому поместили за этими редутами и в углублениях, находившихся в той местности, стараясь в ожидании новой атаки по возможности укрыть их от неприятельского огня.

Генерал Десэ, которому нельзя было отказать в личной храбрости, оставался несколько минут совершенно открытым возле одного из редутов, исследуя позиции и движение русских войск, бывших перед нами. Я находился возле него, созерцая ту же картину. Вдруг пуля попала в кобуру у его седла и разбила бутылку с водкой, которой он запасся. Он очень огорчился и с досадой воскликнул, обращаясь ко мне: «Этим я обязан вашей проклятой белой лошади». Моя лошадь, одна из тех, которых я приобрел у генерала Бресанда, была действительно ослепительно белой масти, а такие лошади правда часто служат мишенью для неприятельских выстрелов, тем более что на них обыкновенно ездят генералы, да и приметить их издали легче, чем лошадей темных мастей.

Пока мы так стояли в течение нескольких минут, капитан Буржэ, желая лучше укрыться, столкнул свою лошадь в яму самого редана; когда мы поехали дальше вперед, он выехал из ямы, но тут же упал мертвый: пуля пробила ему череп. Вечером, проезжая но тому месту, я узнал его труп, хотя все одежды были с него сняты. Бедный малый не намеревался остаться на службе.

Имея хорошее состояние, он желал только получить чин командира эскадрона или старшего офицера и затем выйти в отставку, но ему не было суждено снова увидеть берега озера Буржэ.

Несколько времени спустя генералу Десэ пришлось снова взять на себя командование своей дивизией, так как командовать 5-й был послан императором один из его адъютантов, генерал Рапп. Эта дивизия, вследствие понесенных ею при взятии редутов потерь, была отведена на вторую позицию, а дивизия Десэ перешла на первую.

Пройдя некоторое расстояние вперед, мы на опушке леса, тянувшегося вправо от нас, выстроились колоннами. В это время мы заметили отряд русских кирасир, мчавшихся как ураган. Они направлялись не прямо на нас, а на батарею из 30 орудий, которая вследствие нашего движения заняла позицию несколько сзади и левее нас. Проходя мимо нас, отряд отведал наших пуль, но это не замедлило его движение; не сделала этого и картечь нашей батареи; он опрокинул последнюю и изрубил на местах не успевших укрыться артиллеристов. Однако несколько французских эскадронов быстро смяли кирасир, и тем пришлось еще раз проехать мимо фланга нашей колонны, перенести ее огонь и штыки солдат, которые, выйдя массами из рядов, побежали им навстречу, преграждая путь наступления. В этом отряде было, по нашему счету, до 1500 русских кирасир, а вернулось из них к своим линиям едва ли более 200 человек. Остальные, и люди и лошади, пали на месте, и я даже не помню, чтобы кого-нибудь из них взяли в плен. Они были забронированы только спереди; их брони и каски были черного цвета.

Едва скрылись последние из отряда кирасир, как мы увидели на близком расстоянии массу пехоты, продвинувшейся во время атаки первых. Эта пехота после отступления кирасир оказалась открытой и одинокой. Одну минуту мы видели, как она как будто закружилась на одном месте и затем отступила слегка в беспорядке. Но, уходя, она в свою очередь обнаружила присутствие батареи, пославшей нам несколько картечных залпов, причинивших нам большой вред, и, между прочим, в это самое время пуля перебила генералу Десэ правое предплечье. Мы с поручиком Магнаном отвели его назад, так чтобы неприятельские выстрелы не могли до него долетать. Здесь нам попалось несколько хирургов, шедших навстречу раненым, и среди них был главный хирург Неаполитанского короля. Он оказал генералу первую помощь и по исследовании его раны стал уговаривать его согласиться па ампутацию предплечья.

Явившийся почти вслед за тем главный хирург Ларрей держался того же мнения и еще решительнее настаивал на операции, на которую генерал ни за что не соглашался. Впрочем, у Ларрея это было системой — удалять серьезно пораненые члены, и он приводил в ее защиту красноречивые аргументы. Он говорил генералу: «Конечно, можно с некоторым шансом на успех постараться сохранить вам руку, но для этого долгое время вам необходим тщательный уход и известные условия, на которые в походе и в стране, подобной этой, за тысячу лье от родины, вы не можете наверное рассчитывать. У вас впереди еще долгие лишения и тяжелые труды, и, наконец, вы не застрахованы от несчастных случайностей. А между тем ваша рана при ампутации прекрасно зарубцуется через какие-нибудь 2 недели».

Генерал Десэ не внимал никаким увещеваниям и оставался непоколебимым в своем решении сохранить свою руку. Он был прав, как будет видно дальше, но лишь благодаря стечению невероятно счастливых обстоятельств. И кроме этого, он страдал от своей раны всю жизнь, и еще 10 лет спустя из нее продолжали выходить обломки костей. Поместив генерала в безопасное место, где за ним был обеспечен нужный уход, я счел своим долгом вернуться в гущу сражения и перейти под начальство генерала Фредерикса, принявшего на себя после раны Десэ командование 4-й дивизией. Поручик Магнан остался при Десэ, к которому присоединились еще два брата, доктор, командир и прислуга.

Возвращаясь к дивизии, я встретил несколько в арьергарде от нее полковника Ашара из 108-го со знаменем и кучкой людей. «Вот все, что осталось от моего полка», — печально сказал он мне.

4-ю дивизию я нашел почти в том же положении, в каком оставил, — за мое отсутствие в этом пункте не произошло ничего важного. Генерал Фредерикс похвалил меня за мое возвращение и почти немедленно послал меня за инструкциями к маршалу Нею.