Александр Ткаченко - Крымчаки. Подлинная история людей и полуострова

Георгий Гачев

Творец наш, Создатель, Бог отцов наших! Прости нам прегрешения наши, дай нам силы творить добро, сохранить наши обычаи, язык, доставшиеся нам от древних времен.

Творец наш! В эти черные и трудные дни пусть каждая родная душа, друг или близкие, найдут в нашем крымчацком доме веру и надежду. Помоги нам обрести светлую дорогу и увидеть счастливые дни. Да будет судьба к нам благосклонна, и наши дети и внуки увидят лучшие времена.

Вразуми нас всегда помнить об ушедших от нас в лучший мир, вспоминать в молитвах своих покойных отцов, – матерей, дедушек и бабушек, братьев и сестер – всех своих родных и близких. Пусть души их молятся за нас.

Мертвым – покой, живым – милосердие.

Более двухсот лет назад Павел Сумароков, писатель, путешественник, назначенный судьей по земельным спорам в Крыму от имени императорского двора, посетил Карасубазар. Это было в мае 1799 года. В 1800 году в Москве была напечатана его книга «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии Павла Сумарокова». Первого февраля 2007 года я приехал в Карасубазар, ныне Белогорск, прошелся по местам, где ступала нога Павла Сумарокова, и сделал свои заметки. Последовательно вслед за моими я перепечатываю главки из книги Сумарокова под заголовком «Карасубазар».

Яко ждал меня на Ташхане ровно в двенадцать. Было ветрено, морозно, и от этого хотелось согреться.

– Ну что, по кофейку?

– По кофейку…

– И куда пойдем?

– Да на базар… Там есть шалман один.

Мы вошли в прокуренное и пропитое кафе на рынке. На нем торговали челноки из Турции, Харькова, Молдавии и, конечно, местные… Дубленки, кожаные куртки, колготки, ножи, отвертки, туалетная бумага, тасол, запчасти, винтики, гвозди и молотки, отвертки на четыре удара и такие же шурупы…

– Два кофе можно? – спросил я официантку.

Она презрительно посмотрела на нас с Яко и отвернулась в сторону компании парней с кружками пива, явно повеселевших не только от него, словно бы призвала их в свидетели: мол, вот лохи, кофэ им…

– Кофе только растворимый.

– Ну ничего, сделайте покрепче, по две ложечки с верхом и сахарку…

– Сахарку им еще… А может, поесть? И водочки?

– Нет, два фужера сухого красного.

Лицо ее еще возмущенней повернулось в сторону компании с пивом: мол, красного им, «интелехенция», сухого, без него на дырку в уборной не сядут!

– Сухое фужерами не продается, только бутылками, целяком. Целяком! – подчеркнула она. И вся компашка по смотрела на нас с пьяным презрением, правда, с незлой улыбкой. «На злость сила нужна», – подумал я.

Надо сказать, что музыка непонятно каких годов забивала нам уши, и мы так и не поняли, что нам пихали соседи, конечно же, знавшие опрятного и благочинного последнего крымчака Карасубазара Якова Мангупли.

– Шалман, как был еще при отце шалман, так и остался шалманом. А ведь раньше на веранде Дома Спендиарова за чашкой хорошего кофе по-турецки решались все проблемы. И было все тихо, мирно и уважительно. Много людей стало, и им этот город не родной, а так, прошвырнуться…

Кофе принесли и швырнули прямо на лакированный, как ни странно, стол. От этого он разлился, потек на брюки и на пол, погорячил наши лодыжки, и мы, отхлебнув по горькому глотку кофе с именем великого футболиста «Пеле», встали и ушли под тупые взгляды шалмана.

– Ну что, куда дальше? – спросил Яко.

– Да пройдемся… Здесь были еще двести лет назад три церкви – греческая, католическая и православная и еще мечети. А что сейчас?

Яко смутился, словно ему стало стыдно за всех, и повел меня по улицам Горького, Дубинина, Серова, Продольной, Шоссейной, мимо маленького, покрашенного позолотой Ленина в каменном пиджаке, призывающего правой рукой в горы, туда, за Карасу, в сторону моря через горный перевал Исткут. Но было так холодно и снежно, что даже ему хотелось налить горячего кофе или стаканчик горячительного… Надо сказать, что Карасубазар находится в окружении невысоких гор, в середине неглубокой долины, и для летнего быта он приспособлен природой прекрасно, а вот для зимнего… Это просто стол с закусками, правда, зима здесь коротка и несерьезна. Два месяца снежного ветра, морозец, и вот уже весна разговаривает на разных языках. Здесь живут русские, татары, армяне, греки, украинцы, грузины и… один крымчак, Яко Мангупли.

– Яко, ну так что с церквами-то?

– Католическая церковь была на месте вот этой котельной, – он показал на груду дымящегося черного железа. – Перед войной ее взорвали. Большевики. У меня была фотография. Такой красоты я не видел. А вот здесь основание греческого снесенного храма, в нем были захоронены останки князя Серебрякова. Помню, как в начале шестидесятых приехали моряки и останки перевезли для перезахоронения в Севастополь… Вот там подальше была старая мечеть, мне отец рассказывал, что ее тоже взорвали, но она стояла и не падала, а потом все же развалилась на большие куски. Это были гранитные камни, скрепленные между собой свинцовыми связками. Потом все это жители растащили на мелкие кусочки для заборов и огородов.

– Яко, а какое население сейчас в городе?

– Около тридцати пяти тысяч.

– А сколько гостиниц?

– Одна – «Белая скала».

Это было трехэтажное крупноблочное строение с сырыми стенами, крашенными синей масляной краской, с не очень приветливыми хозяйками и администраторшей, перед которой красовались объявления в деревянных рамках типа «Мест нет» или «Койка, не оплоченная до 12 часов, считается свободной». Правда, когда я спросил о свободном месте для меня, она оживилась и сказала:

– Пришлите заявку по факсу.

– Но зачем, я же здесь.

– Ну так, для перманента, и порядку чтобы было, а так я вас знаю, вы интересуетесь нашей рекой, чтобы того… приватизировать… из центра… В общем, платите десять зеленых, и я вас поселяю… на койку… С вами еще будут два соседа… челноки из Хабаровска. Не наши, «узкопленочные», но по-русски балакают… Вот анкета, заполняйте.