Арман Жан дю Плесси Ришелье - Мемуары «Красного герцога»

Этот високосный год, отмеченный чрезвычайными атмосферными явлениями, запомнился еще более благодаря тем удивительным событиям, которые происходили в королевстве; в этот год людские души оказались столь подвержены действию мятежного духа, что, несмотря на мир, который принес им успокоение, и обретя все желаемое, остались преисполненными злобой и готовыми на крайне гибельные предприятия, ввергнувшие их, к величайшему сожалению, в страх и смятение.

Кое-кто советовал Королю продолжать преследование принцев, убеждая, что тех можно с легкостью разгромить, поскольку их войска ни по численности, ни по вооружению не могли сравниться с войсками Его Величества, кроме того, он уже несколько раз имел возможность убедиться, что принцы столь озлоблены, что ненависть их только увеличивается, если к ним относиться мягко, а королевское благорасположение делает их еще более дерзкими.

Однако верх одержали те, кто давали советы иного рода, более приятные: не преследовать принцев, сосредоточиться на других важных делах, а не на войне с собственными подданными, да и то правда, одно дело – победить справедливостью, действуя в рамках правосудия и закона, и другое – с помощью оружия, проливая кровь.

Со своей стороны, принцы также были настроены по-разному. Господин Принц, герцоги Майеннский и Буйонский желали мира; первый надеялся укрепить свои позиции в Советах, чтобы впоследствии возглавить их и влиять на их решения.

Герцог Майеннский опасался, что партия гугенотов, обладавшая определенным влиянием в областях, губернатором коих он являлся, станет еще сильнее и получит выгоды вследствие возникших разногласий.

Что до третьего, то годы его уже были не те: он хотел приберечь Седан для сына и боялся разных случайностей, уповая на то, что в условиях мира Король пригласит его участвовать в государственных делах. В этом было слабое место его положения, ведь, обладая величием и опытностью, он не мог запретить себе грезить о желанном, хотя со дня установления регентства у него было уже достаточно оснований распроститься со своими иллюзиями.

Герцог де Лонгвиль придерживался противоположного мнения, опасаясь, что, если воцарится мир, маршал д’Анкр подорвет доверие к нему в его землях.

Однако герцоги де Сюлли, Роанский и Вандомский, как и вся партия гугенотов, не желали даже слышать о мире, разве только их противники согласились бы на условия столь унизительные, что никто из членов Совета попросту не отважился бы предложить их Его Величеству.

Не было таких ухищрений, к которым они не прибегли бы, и доводов, которых не привели бы Господину Принцу, чтобы склонить его на свою сторону. Они убеждали его, что он делит власть с Королем, лишь пока держит в руках оружие, и что он легко может сохранить свое могущество, оставаясь в своем наместничестве и будучи окруженным гугенотами.

Они напоминали ему, что он не сможет чувствовать себя в безопасности при дворе, что такому человеку, как он, либо никогда не должно браться за оружие, либо никогда не должно обращать его против своего государя и что, после того как он все-таки дважды взялся за оружие, верить обещаниям Их Величеств было бы легкомыслием; что в делах подобной важности можно проиграть лишь раз, и что если ради каких-либо финансовых выгод он расстанется со своими союзниками, то будет ими порицаем и поставит под угрозу как свою жизнь, так и их жизни.

Их доводы были достаточно сильны, но собственное честолюбие управляло им куда сильнее; кроме того, слуги Господина Принца, полагавшие, что сделать блестящую карьеру можно только при дворе, поддерживали его.

Ободрял его и маршал Буйонский, понимавший, что не сможет одновременно находиться с Принцем в Гиени и в Седане, и потому приводивший ему всевозможные резоны, которые подсказывал ему его изворотливый ум. Таким образом, Господин Принц, подпав под ложное очарование двора, распаляемый собственным честолюбием, советами слуг и друзей, которые внушали ему все что угодно, преследуя собственные интересы, согласился заключить мир, чем доставил удовольствие Его Величеству.

В первый же день этого года герцог Неверский и английский посол Эдмонд вновь отправились с дозволения Его Величества к Принцу, дабы напомнить ему о его долге. Обратно они вернулись вместе с бароном де Тианжем, который привез Королю письмо от Принца, в коем, прикрываясь как щитом наказами, сделанными на заседаниях Генеральных Штатов и парламента, он свидетельствовал, что желает лишь одного: чтобы Его Величество обратил на них внимание в интересах его собственной священной особы и государства.

Он умолял Его Величество даровать мир своим подданным, выслать своих депутатов для переговоров с ним и с членами Нимской ассамблеи, которую он просил перевести поближе к Парижу, и соблаговолить сообщить ему имена своих депутатов; он приглашал английского посла присутствовать на ассамблее в качестве свидетеля.

Его Величество согласился с тем, чтобы Нимская ассамблея была переведена в Ла-Рошель, и на следующее утро, 2 января, отправил г-на де Невера уточнить все условия проведения переговоров.

В тот же день Его Величество покинул Ла-Рошфуко и 7 января прибыл в Пуатье, в тот самый момент, когда попытка пленить всех принцев в Сен-Мексане, где они должны были собраться, провалилась: если бы их не предупредили – а считают, что они были предупреждены самим герцогом де Гизом, – они все оказались бы в руках Короля.

8 января Его Величество снова отправил к Господину Принцу барона де Тианжа, действовавшего сугубо от его имени, а также маршала де Бриссака и г-на де Вильруа, которые договорились с ним выбрать в качестве места проведения переговоров город Лудан, а также назначить их на 10 февраля при условии, что до 1 марта с обеих сторон будет объявлено о перемирии. Ордонанс Его Величества, устанавливавший сие перемирие, был опубликован 23 января.

Их Величества прибыли в Тур 25 января, и там случилось странное и зловещее происшествие: 29 января пол комнаты в особняке Ла-Бурдезьер, в котором поселилась Королева, провалился, а вместе с ним провалились и большинство вельмож и офицеров; одна лишь Королева и придворные, находившиеся возле нее, не пострадали.

А в Париже ночью того же дня на Сене растрескался лед, начался ледоход и несколько груженых кораблей затонули, при этом была снесена часть моста Сен-Мишель, а другая часть обвалилась некоторое время спустя.

Герцог Вандомский, которому было доверено командование и выделены средства для создания войска, до этого присоединился к армии Короля, но не выступал против него, что привело, несмотря на перемирие, к столь большому количеству столкновений, что герцогу приказали разоружить войско; однако, вместо того чтобы подчиниться приказу, он отступил к Бретани, где Реннский парламент 26 января обратился к жителям городов и деревень с вердиктом атаковать его войска под звуки набата, Король же отправил к нему герольда с приказом сложить оружие под угрозой обвинения в оскорблении чести монарха.