Андрей Смирнов - Империя Наполеона III

В очередном донесении Яков Толстой указывал, что «восставшие, не будучи в состоянии противостоять 100 000 человек (цифра явно преувеличенная. — Прим. авт.), решившимся выполнить свой долг и возбужденным против черни, все внезапно исчезли из переулков и узких улиц, которые преимущественно они всегда занимают. По всей вероятности, тайные общества, которые за последнее время были так ловко организованы, соберут их опять, — таково, по крайней мере, мнение префекта полиции. Этот последний… приказывает производить домашние обыски во всех подозрительных домах, пользуясь осадным положением. Обыски дали хорошие результаты. Говорят, что со вчерашнего числа при этом были задержаны 800 человек. Многие из народных представителей отпущены» {211} 211 Тарле Е. В. Донесения… С. 622. . Как можно заключить из сообщения, против войск как раз и выступили участники тайных обществ, поскольку сопротивление носило организованный, а не спонтанный характер.

Многие очевидцы отмечали, что хотя Луи-Наполеон и сохранял невозмутимый вид во время переворота, в глубине души он трепетал. Страх Луи-Наполеона за свою судьбу и успех дела можно понять, однако нужно признать, что страх этот был вполне обоснован по причине существования многочисленных тайных обществ, которые вступили в борьбу с ним. Если мы обратимся к истории Первой империи, то увидим, что сам император Наполеон боялся их. «Это были люди, — как хорошо сказал о них Дж. Берти, — которым все было по плечу, для которых любой смелый план не казался невозможным, отважные военные и заговорщики, пережившие трагические годы Конвента и кровавые суровые битвы наполеоновского периода, люди своеобразного склада ума, понять которых нелегко историку, не получившему боевого крещения в огне революционных битв. Эти тайные общества были реальной силой, и такой человек, как Наполеон, который никого и ничего не боялся, пасовал перед ними» {212} 212 Берти Дж. Россия и итальянские государства. М., 1959. С. 326–327. .

В этом контексте понятен страх и самого Луи-Наполеона, и руководства армии, которой предстояло вести войну с невидимым противником, на котором нет знаков отличия, когда не знаешь, в кого стрелять, а на кон поставлена не только карьера, но и сама жизнь. Нужно отметить, что в ходе уличных боев участники тайных обществ нередко прибегали к провокациям: они стреляли поверх голов зевак в солдат, которые в ужасе отвечали залпами по толпе, откуда раздавались выстрелы. «Войскам были даны очень строгие инструкции, — сообщал в Петербург Толстой, — и они применялись с большой точностью. Было приказано стрелять по толпе и домам, откуда произведены ружейные или пистолетные выстрелы. Очевидец рассказывал мне, что он находился в толпе любопытных на улице Лаффит, когда там проходил батальон. Какой-то молодой человек, отделившись от толпы, выстрелил из пистолета в солдат. Они моментально повернулись к толпе и произвели залп, которым было убито и ранено до 15 человек, в том числе две женщины».

Драма на бульварах явилась прежде всего следствием психического возбуждения и перенапряжения солдат, в которых стреляли непонятно откуда и непонятно кто. Этой же точки зрения придерживался и современник событий, автор известной работы «Рассказ о перевороте 2 декабря» Кинглэк А.В.: «По всему этому, я понимаю ход дела так: натуральный и очень основательный трепет президента и некоторых его сообщников за свою судьбу обратился в яростную тревогу, перешедшую от них на генералов, от генералов этот ожесточающий страх за себя спускался все ниже и ниже в войска и охватил солдат с такой одуряющею силою, что они, не дожидаясь команды, вдруг повернулись к безоружной толпе зрителей — мужчин и женщин и стали стрелять. Если принять такое объяснение, то надобно будет отбросить теорию, приписывающую принцу Луи Бонапарту злодейское умышленное устроение убийств на бульварах для наведения страха на Париж и подавления оппозиции…» {213} 213 В кн.: Тено Е. Париж и провинция 2 декабря 1851 года. СПб., 1869. С. 420–421. . Если принять во внимание провокационные действия боевиков-террористов, то окажется, что сам Луи-Наполеон лично не предусматривал проведение расстрелов на бульварах в качестве устрашающей меры для наведения страха на Париж и подавление оппозиции. Не соответствует истине и тезис об алкогольном опьянении солдат. Яков Толстой в своем сообщении в Петербург категорически опровергал слухи «… о деньгах, розданных войскам, и о состоянии опьянения, в котором, по заявлению английских газет, их все время держали, то это все неправда».

Как только не клеймил принца великий французский писатель В. Гюго, один из организаторов и руководителей вооруженной борьбы против переворота в Париже, называя его и изменником, и предателем, нарушившим присягу. Работа Гюго «История одного преступления» поражает обилием подробностей и осведомленностью автора в происходящих событиях, но она вся проникнута ненавистью и в ней нет ни одного правдивого слова о том, что касается массовых расправ над парижанами. Виктор Гюго вместо того, чтобы использовать свой памфлет в борьбе с Наполеоном III, опубликовал его лишь в 1877 году, и то в силу политической конъюнктуры. Проблема в том, что эта книга придала перевороту 1851 года зловещий оттенок, который передавался читателям, создав крайне отрицательный, ненавистный образ как этого события, так и самого Луи-Наполеона {214} 214 Гюго В. История одного преступления. Собр. соч. Т. 5. М.; 1954. . И в целом картина, нарисованная Гюго, мало соответствует истине, ведь против войск сражались не более 1200 человек, а не весь Париж. Количество жертв на бульварах было относительно невелико, но под пером Гюго Луи-Наполеон приобрел имидж тирана и вешателя, что не соответствует действительности, ибо он как раз и хотел предотвратить неизбежную гражданскую войну. Как могут республиканцы упрекать Луи-Наполеона, возмущается Анри-Пажо, когда цифра погибших на баррикадах составляла всего 127 убитых и 203 раненых, а среди армии — 25 и 184 соответственно… {215} 215 Henri-Pajot J. Napoléon III. L’empreur calomnié. P., 1972. P. 37. Всего в ночь на 2 декабря были арестованы 63 человека.

Другое дело, что когда армия столкнулась с сопротивлением в провинции, то количество жертв сразу резко возросло. Правительство хотело, производя массовые аресты и депортации, чтобы революционные и орлеанистские лидеры перестали подрывать общественный порядок и не смогли развязать новую бойню, как это произошло в июне 1848 года. Подавление сопротивления в Париже необходимо рассматривать именно в контексте предотвращения новой гражданской войны. Собственно говоря, и жестокость, с которой действовали войска, скорее соответствовала духу гражданской войны, чем осуществлению государственного переворота. Так, по утверждению Якова Толстого, в Париже только за один день около сотни восставших, взятых с оружием в руках, были расстреляны на Марсовом поле {216} 216 Литературное наследство. Книги 31–32. М., 1937. С. 620. . И действительно, впервые с революции 1789 года репрессии затронули обеспеченные классы, иными словами, народ не был целью репрессии как таковой. Да, в 1815-м, 1830-м и 1848 годах в администрации были изменения, но все свелось к минимальной чистке на правительственном уровне. 2 декабря 1851 года самой сутью отличалось от предыдущих смен власти. Сейчас войска с согласия президента стреляли в «желтые перчатки» так же, как и по рабочим. Большинство изгнанных, осужденных и подверженных иным наказаниям состояло из образованных людей, способных вести политическую и публицистическую кампанию против режима {217} 217 Smith (William). Napoléon III. P.: Hachette, 1982. P. 153. .