Коллектив авторов - Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

Так историческая память об Александре II и его монумент встали в народном сознании финнов в один ряд с наиболее важными знаками и символами пассивного сопротивления. А поскольку к концу XIX — началу XX в. национальная мобилизация в Финляндии достигла своего апогея, пронизав практически все слои общества, народ проявлял и в этом редкостное единодушие. Об Александре II и его памятнике писали лучшие писатели, поэты и мыслители Финляндии. Мемориальное сочинение к открытию памятника было создано ведущим национальным писателем, мыслителем и философом Сакариасом Топелиусом, перу которого принадлежал катехизис финского национализма — «Моя страна» («Maamme kirja»). Топелиус подробно рассказал о жизни Александра II, его деяниях, визитах в Финляндию, а также об истории сооружения памятника. Он говорил об Александре II как об императоре, «который любил [Финляндию], который ее понимал и которому наша страна отдала в награду свою любовь» {706} 706 Topelius Z. Aleksanteri II: senmuistio. Huhtikuun 29 p:na. 1894.Porvoo, 1894. S. 48. . Уже упоминавшийся Даниэльсон-Калмари на торжественном обеде в честь открытия памятника Александру начал свою речь словами: «Он снова с нами! Несомый любовью, воздвигся он высоко над волнующимся людским потоком, и окружает его та жизнь, которую он пробудил. <���…> Памятник, открытый нами сегодня, — наша память о прошлом и надежда на будущее» {707} 707 Danielson-Kalmari J.R. Puhe juhlapäivällisilla 29 p:nä huhtik. 1894. S. 18. .

Наконец, выдающийся финский поэт Эйно Лейно апеллировал к недавно воздвигнутому памятнику в одном из своих известнейших стихотворений «Туман над Хельсинки», опубликованном вскоре после выхода Февральского манифеста. Эти стихи — одно из наиболее выразительных произведений периода пассивного сопротивления. В стихотворении Лейно (его подстрочный перевод приводится в конце статьи) рисуется почти апокалиптическая картина — на Хельсинки наползает туман, не давая дышать, покрывая собою и выводя из действия основные государственные учреждения Финляндии. Уже утонули в тумане Дом сословий — место созыва сеймов, и Рыцарский дом — Дворянское собрание Финляндии, потемнели стены Сената. Лишь университет, Финляндский банк да памятник Александру II пока видны среди сгустившейся мглы. Конечно, расшифровка образной системы стихотворения очень проста: туман — русская власть, выводящая из строя все государственные институты Великого княжества. В контексте нашего сообщения важно другое: памятник Александру II ставится финским поэтом в один ряд с важнейшими символами национальной государственности Финляндии: зданиями сословного представительства, Финляндского банка, университета. Стихотворение Лейно, как, пожалуй, никакой другой из текстов его эпохи, показывает, сколь высокое место занимала фигура «любимого государя» Александра II в исторической памяти Финляндии в начале XX в. [50] Впервые стихотворение было опубликовано в сборнике «Ajan aalloilla» за 1899 г.

Я часто задумываюсь: почему историческая память народа России так несправедлива? Почему царь, осуществивший величайшие реформы, освободивший от рабского состояния более 20 миллионов человек, так мало привлекает к себе симпатии населения страны? Читая лекции, работая над исследованиями, я часто сверяюсь с данными социологов, в частности — об исторических предпочтениях россиян. Вот некоторые из результатов — тех, что касаются памяти об Александре II.

По данным Левада-центра за 2008 г. (вопрос звучал так: «Назовите самых выдающихся людей всех времен и народов»), Александр II даже не вошел в число первых 25. Его опередили не только Ленин, Сталин и Путин, но даже Брежнев, Есенин и, что совершенно за гранью моего разумения, Гитлер (см.: http://www.levada.ru/ press/2008090104.html). В том же году подобное исследование, но касательно деятелей только российской истории, проводил Фонд общественного мнения (ФОМ). Вот результат: Александр II оказался в аккурат на 25 месте («иностранцы» Наполеон, Эйнштейн и Гитлер, опередившие царя-освободителя в левадовском списке, здесь сошли с дистанции) (http://bd.fom.ru/rcport/map/istd2).

Мне кажется, что такое отношение к Александру II связано с тем, что на протяжении длительного времени по разным причинам так называемая историческая политика (т. е. политика построения исторической памяти) не нуждалась в его образе. Как показали в своем докладе Н.Н. Родигипа и М.А. Коркина, уже во времена Николая II фигура Александра II была практически выведена за скобки официальной идеологии, поскольку власть раздражал любой намек на реформы и тем более на либерализацию общества. Советская школа, воспитавшая основную часть нынешнего населения России, стояла на том, что Александр провел реформы вынужденно, под давлением революционной ситуации (см. доклад В.В. Ведерникова), а кроме того, освободил крестьян почти без земли. Вообще же советская идеологическая схема строилась в том числе и на отрицании идей либерализма, насмешливо-высокомерном отношении к либеральной идее и ее носителям (достаточно вспомнить ходульно-карикатурные фигуры кадетов — членов Временного правительства из фильмов об Октябрьской революции).

Короткий период перестройки и ранних 1990-х гг. не успел сформировать устойчивого представления о русском XIX в., так как историческая политика этого времени была нацелена прежде всего на отрицание советской истории. Хорошо об этом сказал в одном из выступлений член правления общества «Мемориал» Александр Даниэль: главный пафос либеральных политиков начала 1990-х состоял в том, чтобы как можно скорее забыть о советском прошлом и «не поворачиваясь идти вперед к товарищу Столыпину или к Петру I». Знаменательно, что вакантное в российской исторической памяти место реформатора занял с тех пор (и занимает по сей день) отнюдь не Александр II или, скажем, Сергей Витте, а олицетворение концепции консервативного реформаторства Петр Столыпин (образ, идеализированный в произведениях А. Солженицына и поныне крайне востребованный).