Илья Альтман - Неизвестная «Черная книга»

Наказуеться всім жидам міста Киева і околиць зібратися в понеділок дня 29 вересня 1941 року до 8 години ранку при вул. Мельника – Доктерівскій (коло кладовища). Всі повині забрати з собою документи, гроші, білизну та інше… [26]

Еще накануне Судного дня, то есть 28 сентября 1941 года [27], Гитлер собрал всех евреев-мужчин города Киева и погнал в Бабий Яр копать ямы, а к вечеру всех расстрелял. Все евреи были уверены в том, что Гитлер везет их в гетто, но никто не мог подумать, что им там будет конец. Что стоило посмотреть на несчастных, беззащитных евреев и на их шествие к месту назначения их гибели? Страх и ужас! Волной шли – молодые, старые, женщины, мужчины и дети всех возрастов, и всякий спешил занять более удобное место в вагоне. Везли на подводах и повозочках свой скарб (одежда, посуда и продукты). Некоторые везли балии [28], ночевки [29], самовары. Шествие началось в восемь часов утра 29 сентября 1941 года, и три дня подряд шли и ехали евреи. Но куда? Сами не знали. Бабий Яр расположен близ еврейского кладбища, одна его стена упирается почти в Бабий Яр. Заранее были приготовлены ямы. Становились вокруг ям, и расстреливали из пулеметов, а те падали в ямы. Детей отбирали и отдельно убивали, брали на штыки, рвали на половины новорожденных. Не хватало ям, так землю взрывали минами, и от этого в то же самое время засыпало заживо евреев и образовались новые ямы. Земля шаталась от движения людей в одной яме, а из другой образовалась щель, и оттуда сочилась еврейская кровь. Место было окружено гестаповцами. У входа отбирали документы, одежду, драгоценности, продукты, а дальше в Яре раздевали и бросали все на кучи. Вопли, крики, плачи, мольбы и раздирающие крики детей и женщин не трогали звериных душ мерзких палачей-фашистов. Все делалось «по приказу» Гитлера. Старые евреи молились Богу и кричали: «Шма Исраэл адонай…» [30]. Молодежь боролась с палачами и кричала: «Народ отомстит за нас». Перед убийством они еще успевали изнасиловать женщин. Стоя на расстоянии, можно было умереть со страха, но человек сильнее железа и не умирает прежде времени, живет и все переносит. (Пишу сокращенно.) Некоторые евреи не пошли в Бабий Яр, они кончали жизнь самоубийством. Врачи отравляли себя и детей морфием, были случаи, когда обливали керосином себя и своих детей и не сдавались палачам в руки. Такой смертью скончалась одна наша ученица пятого класса 47-й школы Рива Хазан, жили по Короленко [31], 43, кв. 13. Мать и дочь облились керосином и сгорели, и все с ними сгорело. В нашем доме на Ленина [32], 12, они убили старика Столярова, и когда жильцы его выбросили во двор, они, гитлеровцы, наступали грязными чоботами с гвоздями на лицо убитого еврея, злорадствовали и кричали: «Капут юда!» Лицо убитого покрылось дырками, а потом еще два раза выстрелили в рот и глаза и ушли. Какая месть была у меня тогда, видя все это? Но увы! И как я проклинала эту минуту, что дождалась ее. Через пять дней после Бабьего Яра был издан другой приказ: что все еврейские квартиры должны быть опечатаны и все еврейское добро передано домоуправами в указанное место. Цель какая? Окончательно изгнать евреев из квартир и покончить с ними.

Свою намеченную цель Гитлер выполнил. Евреи были изгнаны, а добро забрано. У Гитлера еще остались евреи в плену. Восемьсот тысяч пленных взял под Киевом [33]. Они пока находились [в лагерях] (Борисполь, Нежин, Переяслав). Среди них было четыре тысячи евреев (и мой муж был среди них). Гнали пленных почти две недели на Киев. Была осень, и по вечерам уже было холодно. Впереди шагала колонна евреев: раздетые и разутые, изнуренные, тощие, подвязанные и окровавленные. По дороге они отставали, гитлеровцы сильно их били. Лагерь пленных был на Керосинной улице. Во дворе ямы, и в этих ямах находились пленные евреи. Кушать не давали по три дня, они умирали голодной смертью. Раз указали на еврея, что он комиссар. Его вытащили из ямы в одних трусах, поставили посредине двора и начали пытать: окружили его четыре гитлеровца с кинжалами с четырех сторон. «Ты комиссар?» И ножом в спину. Другой: «Ты юде?» Ножом в живот. Третий: «Ты коммунист?» Ножом в правый бок. Четвертый: «Ты НКВД?» Ножом в левый бок. И так казнь совершилась прилюдно. Еврей два раза успел крикнуть: «Палачи! Отомстят за меня и за нас всех!».

Остальные евреи были расстреляны также в Бабьем Яру. В 1942 году летом я видела много западных евреев-мужчин четырнадцати-шестидесяти лет, работали на грабарках [34]за Житомиром. Целое лето проработали, а к зиме всех расстреляли, а многие умерли голодной смертью. И такой была судьба всех евреев.

Вкратце опишу свою жизнь при Гитлере. Меня после этого приказа уже не впустили в свою квартиру наши же соседи, с которыми прожила в одной квартире восемь лет в большой дружбе. Активное участие принимала все время жена партийца Артеменко Христина Степановна в моей смерти. Она меня выдала и переселилась в мою квартиру и забрала все мое имущество, и она пользуется и сейчас им. Она преспокойнейшим образом живет в столице городе Киеве по ул. Ленина, 10/3, как будто где-то работает и является сейчас честной советской гражданкой. Она знала, что я еще жива и буду ей мешать, как видно, так она думала. И на моем несчастье она строила свое благополучие. Занимается явно грабежом и мародерством и чувствует себя прекрасно (бездетная, бывшая кулачка). А я валяюсь с двумя детьми на голом, холодном полу в подвале, где льется вода со стен ручьями, как у Гитлера лилась еврейская кровь (без кровати, без стола, без стула), ибо не имею средств на то, чтоб новое приобрести, а эта хулиганка, враг народа, роскошествует моим добром, что годами нажито в честном, тяжелом труде. Где же тогда человеческая справедливость? Может быть, мой ум еще до этого не дошел? История об этом умалчивает (пишу о прошлом).

Имея таких соседей, я должна была с больными детьми перейти в другой дом по ул. Ленина, 29, так как там никто не знал, что я еврейка. Потом ежедневно ходила на базар, чтобы что-нибудь достать для больных детей (одной было шесть лет, а другой четыре года). Однажды на Еврейском базаре меня встретила знакомая продавщица и говорит мне вслух: «Как она не боится шляться по базару?! Сидела бы дома та не рыпалась». С продуктами было очень трудно, ибо немцы отбирали все у селян без денег, и селяне перестали возить в город. Были дни, что почти умирали с голоду больные дети, и никто не хотел помочь (хотя бы корочку хлеба), а в квартире все осталось. И так в страхе и голоде прожила месяц в Киеве при немцах. Соседи зорко следили за мной, они не знали, куда я делась. В одно прекрасное утро меня настиг сосед и он же наш истопник школы Баран и следил за мной, и узнал, где нахожусь, и передал соседке Артеменко. Хулиганка Артеменко явилась к нам, на парадном агитировала всех соседей – зачем они меня укрывают в такое опасное для них время, ведь я еврейка. Переведу на украинский язык: «На що вы укриваете цю жидовку? Нехай вона іде до своеі хати, бо вона живе по вулиці Ленина, 12». Одна соседка была жена профессора, и ее внук у меня учился, ответила: «Эмилия Борисовна не еврейка, это неправда». А другая соседка ответила: «Хиба вона жидівка? Вона людина, як треба» [35]. (Выходит, что евреи не люди.) Но мои соседи на этом не успокоились. Баран меня встретил вторично утром, он шел благополучно на работу к Гитлеру, а я с базара. И тут он уже не стерпел. Узнал, в какую квартиру вошла, и через минут тридцать привел мне гестапо на дом. Он им говорил, что я еврейка-юда, что я здесь скрываюсь. Кричал на меня, топал ногами и со всякой руганью: «Жидовка, покажи пашпорт!» Я показала бумажку, о которой будет идти речь дальше. И конечно, отрицала все, что говорил Баран. Они ушли с тем, что придут еще раз, так как дети лежали больные, то думали: «Куда ж денусь с ними?» Спустя немного слышу, как в коридоре спрашивают, где живет юда. Соседи в ужасе, что в их квартире оказалась юда-еврейка. Крик на всю квартиру, и когда этот крик дошел до меня, я схватила двух больных детей и выскочила черным ходом на бульвар Шевченко вниз по Тургеневской к одной знакомой учительнице, с которой знакома была только десять дней. Была тогда суббота, а в воскресенье ушла из города Киева.