Жан-Франсуа Солнон - Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов

Действительно, в 1913 г. он признался журналистам, что не одобрял участие России в Балканских войнах — этого шага боялись все европейские министерства [291] В Балканские войны (1912–1913), в которых друг другу противостояли, подстрекаемые крупными державами, христианские страны региона и Османская империя. Россия, традиционно защищавшая религиозные меньшинства империи, не вмешивалась. . Тогда он впервые публично влез в государственные дела, и Александра тут же поддержала его точку зрения. Но Николая II нисколько не интересовали ни его, ни чьи-то еще взгляды, он старался не вмешиваться и сохранять нейтралитет. Впрочем, мнения Распутина были продиктованы не высшими дипломатическими соображениями, а здравым смыслом крестьянина, познавшего на своем опыте беды и страдания войны. «Дурная штука, эта война», — объявил он [292] Yves Ternon, op. cit., p. 123. .

Точно так же Распутин советовал царю не входить в конфликт в 1914 г. Тогда он находился не в Санкт-Петербурге, а в Сибири, в своей родной деревне, где лечился после того, как одна дама, посчитав его Антихристом, ударом молотка ранила его в живот. Встревоженная известием об этом покушении Александра в своей личной часовне ежедневно проводила молебен за исцеление Распутина и каждый день отправляла телеграммы, справлявшиеся о его здоровье. Она расспрашивала его, удастся ли миновать войны, а он отвечал, что «еще не пришел час». Однако время от времени Распутин направлял царю письма пророческого содержания, где уговаривал не вмешиваться в конфликт, который станет гибельным. Царица пребывала в отчаянии. Целитель находился далеко и был нездоров, а сын чувствовал себя плохо. 19 июля, в день объявления войны он не сумел подняться и показаться народу. Но ни советы Распутина, ни болезнь сына не помешали Николаю II исполнить свой долг [293] Ibid ., p. 110–111 и Marc Ferro, op. cit., p. 196. .

Царь не давал повлиять на себя письмам жены, которые она ему строчила, ни послания «Друга» — так Александра именовала старца. Не раз Николай II снимал или назначал министров так, что это не нравилось его супруге. В июне 1915 г. он решил отозвать Владимира Саблера, «человека Распутина», кому, как говорили, он был обязан своим местом во главе Святейшего синода, каковым он правил железной рукой. На его место поставили Александра Самарина — всеми уважаемого москвича, врага Божьего человека, которого он считал членом позорной секты и закостенелым развратником [294] На самом деле Распутин не принадлежал к «хлыстам» — секте, участники которой называли себя «поклонниками живого бога». Он относил себя к «обычным» православным. .

Николай предвидел реакцию супруги, когда сообщал ей о назначении: «Я уверен, что тебе не понравится это, потому что он москвич, но эти изменения должны состояться». На следующий день Александра дала резкий ответ: «Да, моя любовь, я более чем расстроена из-за Самарина, я просто в отчаянии… У меня есть основательные причины не любить его, поскольку он всегда говорил и продолжает говорить в армии против нашего Друга, и все будет плохо… Он против «нас», против Григория и настолько ограничен, настоящая голова без души. Мое сердце тяжело словно свинец». Через два дня она возобновила свои попытки и клеймила «московскую клику», «настоящую паучью паутину, опутавшую нас», напомнила, что «враги нашего Друга — наши враги», сетовала на судьбу: «Я так несчастна с тех пор, как узнала об этом, и не могу успокоиться», превозносила способности старца, заявила: «Мы не достаточно прислушиваемся к его словам» и решительно заключила: «Я постаралась бы разубедить тебя, будь ты здесь [Николай находился в Генеральной Ставке], и верю, что Господь мне поможет и, ты начнешь прислушиваться к словам нашего Друга. Когда он говорит нам что-то не делать, а мы все равно это делаем, то потом мы поймем, что мы ошиблись» [295] Письмо Николаю II от 15 июня 1915 г. и ответы Александры от 16 и 17 июня, опубликованные в книге Catherine, princesse Radziwill, Nicolas II …, op. cit., p. 217–221. .

Николай не всегда разделял восторженное мнение жены о Распутине. «Ты сама знаешь, — написал он ей 9 сентября 1916 г., — что мнения нашего Друга иногда слишком странные. Поэтому необходимо быть благоразумным, когда речь идет о назначениях на важные посты» [296] Yves Ternon, op. cit., p. 204. . Но Александра редко отступала. Из слабости или желания сохранить мир в семье царь, в конце концов, чаще всего сдавался, когда она требовала отозвать министра или генерала, но сохранял свободу самому назначать преемника, не задерживаясь на кандидате, которого предлагала императрица. Вот такая полузависимость.

Иногда Александре и Распутину приписывали чьи-то спешные отставки, но на самом деле у тех были более глубокие причины. Возьмем председателя совета министров графа В.Н. Коковцова, освобожденного от должности в феврале 1914 г. Царица считала, что он виноват в беспорядках и забастовках страны, и невзлюбила его. Со своей стороны, Распутин хотел отомстить за отчет, в котором граф ругал его поведение. Тогда старец обвинил его в том, что он обогащался за счет казны и губил крестьян, торгуя водкой (что составляло монополию государства). Сам В.Н. Коковцов полагал, что знал, кто подстрекал Николая II преследовать его: «Я отчетливо вижу, что его [царя] толкают под руку, что ему надоедали целыми днями и не оставляли в покое, пока не было принято решения отозвать меня». На самом деле Распутин играл только вторичную роль. Финансовая политика министра, соперничество с коллегами и нежелание дать Думе реальную законодательную власть стали причинами снятия В.Н. Коковцова. Распутин же не получил удовольствия видеть, как на место недоброжелателя ставили его кандидата — графа С.Ю. Витте, по отношению к которому царь оставался настроен решительно негативно [297] Constantin de Grunwald, op. cit., p. 275–276; Hélène Carrère d’Encausse, op. cit., p. 280–285; Yves Ternon, op. cit., p. 125–126. .

Развязывание войны в 1914 г. словно дало Божьему человеку право сообщать через Александру свое мнение о военных операциях. Неспешно мобилизованная русская армия поначалу добилась кое-каких удач в австрийской Галиции, но затем потерпела поражение в восточной Пруссии. Изгнанная из Польши, Литвы и Курляндии она несла огромные потери, оцененные в 1915 г. в 2,5 млн человек. Однако немецкое наступление, при всей своей успешности, не смогло одержать окончательной победы на русском фронте [298] Michel Heller, op. cit., p. 927–929. .

Тогда Николай II решил взять на себя верховное командование армией и сместил генералиссимуса — своего дядю Николая Николаевича, двухметрового великана, которого солдаты обожали. Этот шаг, определивший течение войны и будущее монархии, был исключительным: его совершали всего двое из предков Николая: Петр Великий и Александр I [299] В июле 1812 г. Александр тем не менее был вынужден по просьбе советников покинуть театр военных действий и переложить ответственность за армию на генерала Барклая де Толли. . Министры и императрица-мать умоляли его передумать: у Николая не было никакого стратегического опыта, и в случае поражения вся вина ложилась исключительно на его плечи. Царь совершенно не стремился к славе предков, он уступил жене.