Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

И они трудились в этом ключе. Они организовывали трудовые проекты, не только для того, чтобы евреи могли получать плату за свой труд, но и чтобы продвинуться в деле освоения земель. Был арендован участок для проекта ирригации земель, пусть даже он принес незначительные результаты, поскольку большая часть тех, кто должен был извлечь из него пользу, были слишком слабы, чтобы пройти милю до поля. Английский врач Сэнфорд, один из небольшой группки помощников Финнов, выявил, что в высокой смертности среди евреев «повинна главным образом нехватка пищи». Но сами они найти работу для пропитания не могли, а если принимали ее от язычников, то от них отрекались раввины. Однако Финны не отступали, и миссис Финн постоянно писала письма, стараясь заручиться финансовой поддержкой из Англии. Прискорбно было обнаруживать, что так мало людей дома возможно убедить, что «евреи станут трудиться и что Святую землю стоит осваивать».

Однако нашлось достаточно средств, чтобы финансировать приобретение участка земли, который назвали Виноградником Авраама; но мало что было достигнуто помимо временного облегчения положения наиболее нуждающихся. Однако Финны не отступали годами, и Общество способствования еврейскому сельскохозяйственному труду в Святой Земле, которое они основали в то время, продолжало существовать под различными названиями до самого Мандата 11.

Все время своего пребывания в Иерусалиме консул Финн также вел неустанную политическую деятельность в пользу евреев. В 1849 г. он побудил министерство иностранных дел предоставить ему полномочия взять под защиту британского консульства всех русских евреев в Палестине, когда русское правительство от них отказалось. Он всегда был готов заставить пашу вилайета Иерусалим учитывать права евреев или брался за любой случай преследований. Однажды он сумел добиться того, что турецкому солдату вынесли публичное порицание и он понес наказание перед всем гарнизоном за преступление, совершенное против нищего еврея четырнадцатью месяцами ранее, что «сильно изумило население». В 1857 г. он попытался возродить старый план Шефтсбери и передал министру иностранных дел графу Кларендону подробный проект, как «уговорить евреев в большим числе переселиться сюда, чтобы трудиться на земле… рука об руку с арабскими крестьянами» 12. Как указывает слово «уговорить», время еще не пришло, и необходимого «желания» среди европейских евреев еще не наблюдалось.

Тем временем еще один человек в Англии готовился к роли, которая приведет Британскую империю на границы Палестины. Выше уже упоминалось, что, помимо лорда Шефтсбери, среди сторонников англо-израильского доминиона в Палестине не было никого, кто обладал бы возможностью влиять на политику государства. Но имелось одно блестящее исключение. И это исключение — одна из самых неоднозначных фигур в английской истории: разумеется, Дизраэли. Хотя он не был связан напрямую с восстановлением Израиля, нелепо было бы оставить его личность за рамками этой истории — это было бы все равно что вычеркнуть из «Гамлета» призрака. Но в том, что касается Палестины, как и вообще своего времени и своей страны, он почти не поддается классификации. Он, единственный среди видных викторианцев, не был в первую очередь человеком религиозным. Иудаизм он отринул, а христианство, принятое в силу необходимости, практически его не затронуло, библейское пророчество для него ничего не значило. Однако он нутром чувствовал извечное притяжение Палестины. Он страстно писал в романе «Алрой» о возрожденном царстве Израэль, однако не предпринял никаких политических шагов для его восстановления. Он не обратил внимания на предложения партии Шефтсбери — Черчилля. Он не участвовал в предприятиях Монтефиоре. Он не относится к еврейским националистам, поскольку его национализм был индивидуальным и уникальным. Он был рупором еврейского наследия, но не его судьбой. Его заботил долг мира перед евреями, но не будущее евреев в этом мире.

«Где ваше христианство, если вы не верите в их иудаизм? — спросил он в палате общин во время дебатов по поводу Билля об эмансипации. — На каждом алтаре… мы находим скрижаль еврейского закона… Все ранние христиане были евреями… каждый человек в первые века существования церкви, благодаря чьей власти, таланту или рвению проповедовалась христианская вера, был евреем… Если вы не забыли, чем обязаны этому народу… вы как христианине должны быть готовы ухватиться за первую же возможность выполнить требования того, кто исповедует эту религию» 13. Этой речью он поставил под угрозу свою политическую карьеру. Его продвижение по политической лестнице всецело зависело от верхушки его партии, и тем не менее он — единственный среди тори! — выступал в пользу билля всякий раз, когда этот билль вносился на рассмотрение, и голосовал за него вместе с либералами, против собственной партии.

Гордость за свой народ и его наследие то и дело просматривается в его романах, в предисловиях к последующим переизданиям, в знаменитой главе о евреях, которая внезапно появляется посреди политической биографии лорда Джорджа Бентинка. «К сему моменту мир обнаружил, что невозможно уничтожить евреев… Что тщетно пытаться пойти наперекор необъяснимым законам природы, которые повелели, что высшая раса никогда не будет уничтожена или поглощена низшей». Вместе с Мэттью Арнольдом он верил, что сила и целеустремленность Англии проистекают из моральных устоев иудаизма, переданных через Библию. Англия, говорил он, «невзирая на ее ущербную и скудную теологию, всегда помнила Сион».

В конечном итоге вовсе не как еврей, а как строитель империи он внес свой вклад в продвижение Англии в сторону Палестины. Еще более, чем мираж Палестины, его манил мираж империи. Экспансия Британии на Восток во второй половине XIX в. происходила под его руководством, была по большей части его рук делом. Некогда Ричард Львиное Сердце задержался по пути в Святую землю, чтобы занять Кипр. Возвращая в 1878 г. Кипр Британии, Дизраэли понимал, что логистика империи потребует следующим шагом взять и саму Палестину. Его покупка Суэца сделала тот шаг неизбежным.

Но в 1840-х гг. до этого были еще десятилетия, а Дизраэли все еще был молодым членом парламента, известным своими замысловатыми романами и харизмой, которая заставляла палату общин беспокойно сознавать, что этот гадкий утенок однажды может превратиться в орла. В 1831 г. он совершил «байроническое турне» по Греции и Египету, где на каждом шагу его встречали знаменитые места прошлого, где каждый день сулил путешествие по имперским путям прошлого. Акрополь, пирамиды, стоянки Александра Великого, Цезаря и Магомета, могилы крестоносцев и прежде всего гробницы патриархов и разрушенный Храм его народа сияли в его мыслях подобно сокровищам короны. В Константинополе он получил аудиенцию у султана, в Александрии — у Мухаммеда Али-паши. С Кипра он поплыл к побережью Сирии, мимо Бейрута, Тира и Акры в Яффу и, наконец, «на хорошей лошади и хорошо вооруженный» поскакал через пустынные и одинокие холмы, пока «передо мне не предстал ИЕРУСАЛИМ!» 14.