Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

С этим документом в кармане Дизраэли и Солсбери отправились в Берлин, чтобы присоединиться к другим европейским державам в затягивании международной удавки, которая заставила бы Россию выплюнуть неправедно отвоеванное у побежденной Турции. «Ну и пройдоха этот старый еврей» 33, — с невольным восхищением воскликнул Бисмарк. Дизраэли, со своей стороны, застал германского канцлера с «горстью вишен одной руке и креветок — в другой, из которых он ел попеременно, жалуясь, что не может спать и должен поехать в Киссинген» 34. Когда все деликатные вопросы были наконец улажены и решение оформлено в договорах, Дизраэли предъявил пораженной, но в целом удовлетворенной Европе Кипрскую конвенцию [94] Недавно появились свидетельства того, что Дизраэли намеревался поднять на Берлинском конгрессе вопрос о Палестине, равно как и план по возвращению евреев. Аутентичность таких свидетельств сомнительна. На основании недавно обнаруженных мемуаров того периода утверждается, что Дизраэли был автором анонимного немецкого памфлета, опубликованного в 1887 г. в Вене под заголовком «Еврейский вопрос в Восточном вопросе», в котором говорилось, что при любом распределении турецких территорий после краха Османской империи Палестину следует отдать евреем, и далее, что Дизраэли предлагал включить такой план в повестку дня конгресса, но его переубедил Бисмарк. Свидетельство было опубликовано доктором Н.В. Гелбером в еврейской брошюре, впоследствии переведенной Т.Х. Гастером под заголовком «План лорда Бьюконсфилда по созданию еврейского государства», Нью-Йорк, 1947 г. Но мистер Сесил Рот, ведущий английский эксперт по иудейской истории, в своей биографии Дизраэли (1951) сомневается в достоверности этих документов. Он находит саму анонимность, публикацию в Германии, отказ по просьбе Бисмарка маловероятными и считает необъяснимым отсутствие упоминаний об этом в документах Бьюнконсфилда или в документах, относящихся к самому конгрессу, если автором памфлета действительно был Дизраэли. Несомненно, что если бы Дизраэли на пике своей власти решил перенести тему «Алроя» в сферу реальной политики, то не стал бы делать этого анонимно, втайне и на иностранном языке. — Прим. автора . . Трудно не аплодировать новому рискованному шагу старого мастера, который так полно восстанавливал престиж Британии на Востоке. Он «произвел большое впечатление на мир и много радости принес друзьям Англии», писал Виктории «бесценный дядюшка» Леопольд 35. Королева была так счастлива, что предложила Дизраэли титул герцога.

Были и исключения. Князь Горчаков уехал домой «глубоко разочарованный и удрученный» 36. В самой Англии, сообщал Дизраэли один его друг, либералы «беснуются из-за ужасного преступления, какое вы совершили», называя его неконституционным и грозя расторжением договора. Гладстон кипел от злости, протестуя, мол, никакой деспот не решился бы сделать того, что сделал Дизраэли, мол, он превысил свои министерские полномочия, мол, тайные переговоры были «актом двуличия» и взвалили на Британию далеко идущие обязательства, он обрек ее на «безумный завет».

Досада подвигла Дизраэли на памятный ответ, мол, если это вопрос безумия, более вероятным кандидатом на роль безумца был бы «утонченный краснобай, опьяненный цветистостью собственного красноречия» 37. На вопрос о разумности гарантий турецким владениям в Азии он отвечал, что лучше заранее предостеречь агрессора, у какой черты Британия будет стоять твердо и говорить «Досюда и не дальше», — именно это сделала Кипрская конвенция, этот шаг был верным, и он намерен его защищать. Дизраэли получил поддержку парламента, который, невзирая на новую дозу красноречия Гладстона, утвердил договор. И договор возымел желаемый эффект. Россия оставила попытки дальнейшего продвижения через европейскую часть Турции к Средиземному морю или через Малую Азию в сторону Сирии, Месопотамии и Персидского залива. Приятно было поверить словам биографа Дизраэли мистера Бакла, который в 1920 г. написал, что это продвижение «было остановлено раз и навсегда и никогда более не повторялось силой оружия» 38, но в 1955 г. невольно в этом сомневаешься.

В конце XIX веке Россия уже перестанет быть серьезной угрозой Британской империи, но сам Гладстон открыл дверь Германии, чтобы она заняла ее место. Страх перед имперскими обязательствами заставил его, едва он заступил на пост премьер-министра в 1880 г., тщетно стараться аннулировать Кипрскую конвенцию. Когда его потуги были сорваны парламентом, он, по крайней мере, смог — из отвращения ко всему турецкому — разорвать все связи Британии с омерзительным султаном. Он отозвал из Константинополя Лейарда, позволил сойти на нет британскому влиянию в Порте и подтолкнул Турцию в распростертые объятия кайзера, перед чьим жадным взором уже маячили Берлино-Багдадская железная дорога и собственная империя.

К тому времени Дизраэли уже был мертв. Но Палестина начинала входить в сферу влияния Британии.

Появление среди претендентов на турецкое наследие Германии, подъем Англии как силы в мусульманском мире и проникновение первых еврейских колонистов в Палестину — все это вместе действовало на нервы султану. Его проблема заключалась в необходимости удерживать власть над своими ускользающими владениями. Он нуждался в помощи извне. Но кого бы он мог призвать, чтобы гости не превратились в постоянных жильцов и не заняли весь дом? Англичан он боялся, евреев он рассматривал, но в конечном итоге выбрал Германию.

«Где бы ни появилась падаль, слетятся орлы». Приезд в Иерусалим кронпринца Фридриха Прусского, будущего императора Германии, точно принесенное ветром перо, стал предвестником появления нового орла в кружащей над «больным человеком Европы» орлиной стае. «Наш Фриц» посетил Иерусалим в 1869 г., вскоре после визита своего шурина — принца Уэльского. Приблизительно тридцать лет спустя его сын, кайзер Вильгельм II, явился со много более внушительным визитом, и кульминацией королевского тура по Палестине стала церемония, на которой султан передал ему в дар участок земли в Иерусалиме, — этот дар был воспринят как символ эпохи. К тому времени кайзер уже стал новой ключевой фигурой на континенте. Султан сделал свой выбор и обрек свою империю на гибель.

Имперская Турция пала заодно с имперской Германией в результате поражения в 1918 г. По крайней мере, переход султана Абдул-Хамида II от Британии под крыло, казалось бы, более многообещающей защитницы в лице Германии предрек крах, которого в Европе ожидали уже сто лет. Этот крах освободил Палестину от столетий мусульманского небрежения и открыл новую эру в ее истории. Победившая Великобритания унаследовала, по крайней мере, владения Османской империи в Азии. Но не ошибись турки с выбором союзников, такого могло бы никогда не произойти. И, рассуждая логически (если в английской политике, неуклонно проводимой от Питта до кануна 1914 г., присутствовала какая-то логика), Турция должна была бы объединиться с Англией на стороне победителей. Случись такое, о дальнейшей судьбе Палестины оставалось бы только гадать.