Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Новый ушат холодной воды вылил британский посол в Париже лорд Берти, в разговоре с которым Вейцман пытался прощупать почву. Лорд Берти, будучи католиком, считал проект «абсурдной затеей» и трепетал перед тем, «что скажет папа римский» 22.

Тем временем Сэмуэль, отредактировав свой «Меморандум» (но не смягчив его, поскольку там все еще говорилось об «автономном еврейском государстве»), снова направил его премьер-министру — без особого успеха. Помимо капризного замечания, что единственного другого сторонника это «неистовое» предложение находит в лице Ллойд Джорджа, которого, «как незачем повторять, нисколько не заботят евреи, их прошлое или будущее, и который думает лишь, что возмутительно будет позволить Святой земле перейти под протекторат агностической, атеистической Франции» 23.

Тут Асквит целиком и полностью ошибался; впрочем, по своему темпераменту он вообще был не способен понять Ллойд Джорджа. По мнению Бальфура, интерес Ллойд Джорджа изначально привлекло то, что Ветхий Завет снова всплыл вдруг в современной политике, и сам Ллойд Джородж признавался, что «говоря о Палестине, доктор Вейцман то и дело упоминал названия мест, известных мне лучше тех, что упоминались в сводках с Западного фронта» 24. И действительно, едва ли нашелся бы англичанин, для которого Дан и Беершева значили бы меньше, чем Ипр и Пашендаль. Так или иначе, неодобрение Асквита в конечном итоге не имело большого значения. Под давлением войны и разногласий в кабинете министров он отступил на второй план перед более энергичным Ллойд Джорджем и в конечном итоге совершенно сошел со сцены. На тот момент при реорганизации правительства власть в значительной степени сосредоточилась в руках Ллойд Джорджа как министра вооружений. Одновременно в качестве первого лорда адмиралтейства в новое коалиционное правительство вошел Бальфур. Пройдет полтора года, прежде чем расстановка сил снова изменится, и только после того, как Ллойд Джордж станет премьер-министром, а Бальфур — министром иностранных дел, правительство снова начнет всерьез рассматривать открытое заявление о палестинской политике и возбудит официальные переговоры с сионистами по этому вопросу.

Но еще до того «палестинская политика» уже начала обретать форму на месте. На дворе все еще весна 1915 г. Действие смещается на Османский фронт. Две личности появляются между Каиром и Дамаском — «полевые агенты», как назвали бы их сегодня, — работающие на военное министерство. Военным министерством командовал великий и наделенный воображением солдат, некогда топограф в Святой земле, спаситель Хартума, а теперь национальный герой, фельдмаршал лорд Китченер. Он умел подбирать удивительных людей. В его министерстве, на кабинетной работе, поскольку не подошел в армию по росту, трудился молодой археолог, арабист, объехавший земли от Евфрата до Нила и до войны составлявший топографические карты и проводивший съемку Синайского полуострова для Фонда исследования Палестины. Возможно, как раз этот факт заставил Китченера выбрать Т. Э. Лоуренса, «человека пустыни», как и он сам, и отправить его в Каир для того, что было туманно названо «сбором информации военного характера».

С гордых дней Мухаммеда Али-паши восстания против османского гнета сотрясали весь, до последнего уголка, арабский мир. Никто не обращал на это особого внимания, пока вдруг Британия не сочла, что в ее интересах мобилизовать всех, кто способен доставить неприятности туркам. Раздираемые внутренней враждой арабы не представляли особой ценности в роли союзников, тем большие сомнения вызывала цена, запрошенная ими за сотрудничество. Но к тому времени Британия увязла в попытках свергнуть турецкого султана и твердо намеревалась в той или иной форме завладеть его арабскими доминионами, будь то в форме прямого управления, протектората или сфер влияния, — в зависимости от того, как будут развиваться события. Но было необходимо или по меньшей мере удобно перетянуть на свою сторону местное население.

Драматичные приключения Лоуренса, его кампания в пустыне, его перевоплощения, то, как он переубедил старого эмира Мекки Хуссейна и его сыновей (Фейсала, будущего короля Ирака, и Абдуллу, будущего короля Иордании), вошли в историю. Обещания касательно будущей автономии и территории, какую она будет охватывать, данные арабам Лоуренсом и подтвержденные в переписке между эмиром Хуссейном и сэром Генри Макмахоном, для нашей истории вторичны, поскольку не касались Палестины до реки Иордан.

Но перед тем, как перейти к ним, необходимо последовать за другим замечательным действующим лицом. Речь идет о сэре Марке Сайксе, человеке, который ближе всего подошел к тому, чтобы держать в руках все нити, и который, не помешай ему внезапная смерть, смог бы увязать их в реально осуществимую политику. В 1919 г. во время Мирной конференции он заразился гриппом и умер, не дожив пяти дней до своего сорокалетия. «Не умри он, — писал Ормски-Гоур, еще одни ветеран Арабского бюро, в котором служили Сайкс и Лоуренс, — история Ближнего Востока оказалась бы иной…. Катастрофических проволочек, последовавших за заключением мира, никогда не случились бы, будь жив Марк, сновавший по офисам правительства, выступавший в парламенте, беседовавший со всеми, заставлявший себя слушать…» 25.

Сайкс заставил выслушать себя Китченера в 1914 г., когда, будучи талантливым, чудаковатым, склонным к приключениям дипломатом, уже много попутешествовавшим по Дальнему Востоку, служил в штаб-квартире военного министерства. «Сайкс, — сказал вдруг, повернувшись к нему однажды, Китченер, — что вы делаете во Франции? Вы должны поехать на Восток.

— С какой целью? — спросил Сайкс.

— Просто поезжайте и возвращайтесь» 26, — ответил военный министр, чье отвращение к письменным приказам был сущей мукой для его коллег. Но Сайкс был не из тех, кто нуждается в дальнейших инструкциях. Он уехал, он собирал сведения, он скитался по градам и весям, он расспрашивал. Он вернулся. То, что он увидел, или точнее, то, что он предвидел, оказало влияние на трансформацию и развитие политики в следующие четыре года. Подобно Лоуренсу, он оказывал влияние, далеко превосходящее его официальную должность: Лоуренс — потому что обладал силой личности, присущей всем увлеченным людям, Сайкс — благодаря своим неудержимым энергии и энтузиазму. Оба принадлежали к долгой череде англичан, подпавших под очарование Востока, который теперь приходил в упадок, но некогда был бурлящим жизнью центром мира, где зарождались религии, законы и искусство. Для подобных людей Восток имел неодолимую притягательность прародины. Как и Лоуренс, Сайкс был захвачен видением «ренессанса» Востока, и оба верили, что теперь время пришло. С устранением османского гнета древние семитские народы Израиля и Исмаила могли возродить себя и свои страны.