Array Коллектив авторов - Регион в истории империи. Исторические эссе о Сибири

«Классовая» риторика еще более усилилась в идеологическом дискурсе 70-80-х годов XX века. Отмечая многонациональный состав населения, республиканские партийные лидеры вместе с тем повторяли слова Генсека КПСС: «В нашей стране родилось и окрепло великое братство людей труда, объединенных, независимо от их национальной принадлежности, общностью классовых интересов и целей» 51. В официальных текстах того времени все население Бурятской АССР репрезентовалось как некая единая социальная общность – «трудящиеся Бурятии» 52; при этом особо подчеркивалось, что «хозяева новой социалистической Бурятии» – это «рабочие, крестьяне, интеллигенция» 53.

Наконец, в научных текстах был сформулирован следующий тезис: « Советский народ, являясь воплощением социалистического интернационального единства всех общественных групп и национальностей СССР, выражает и олицетворяет интересы и коммунистические идеалы рабочего класса ». И хотя и говорится, что эта общность является одновременно социально-классовой и интернациональной – «возникнув на базе других общностей (классов и наций), она выступает как двуединая, синтезирующая их» 54, однако при этом подчеркивается, что социально-классовая сущность советского народа гораздо важнее, так как «марксизм установил примат классового момента над национальным как важнейший методологический принцип» 55. Именно поэтому границы общности «советский народ» конституировались посредством классовой, а не этнической принадлежности и, в частности, вся советская история интерпретировалась как «свидетельство героических дел советского народа, в том числе и трудящихся Бурятии» 56.

Пора доминирования идеи «советского народа» в официальном идеологическом дискурсе приходится на эпоху «развитого социализма». Сложившийся в это время социально-политический контекст подталкивал власть к поиску способов укрепления внутригосударственного единства. Возможно, усилению значимости этой идеи способствовали также известные заявления коммунистических лидеров о том, что ближайшие поколения советских людей «будут жить при коммунизме». Для политики идентичности это могло означать, что в ближайшей перспективе население Советского Союза должно превратиться в единую социокультурную общность. Данный концепт более всего подходил для актуализации общесоветской идентичности на индивидуальном уровне, поскольку, минуя этнокультурный уровень, должен был вызвать чувство солидарности у каждого жителя СССР, апеллируя к его социально-классовому самосознанию.

Доктрина «советского народа», таким образом, концептуализировалась с претензией на замену собственно этнического самосознания более общей, но не менее эмоционально значимой формой самосознания. Это позволило некоторым исследователям утверждать, что советское государство стремилось к созданию некоего безэтнического Homo Sovieticus’a, а национальная политика коммунистов «преследовала цель… ликвидировать национальные различия и слить народы страны в какую-то безнациональную общность» 57.

Однако, как представляется, правильнее было бы говорить, что конструируемая коммунистической элитой общность являлась как раз не «безнациональной», а именно «национальной» – в современном понимании термина «нация», т. е. в определенной степени она должна была представлять собой нечто аналогичное западным нациям-согражданствам. По словам А.Г. Вишневского, «главной декларируемой заботой этой [внутренней] политики всегда была национальная консолидация всего населения СССР, правда, по-другому называемая. Когда советские политики и идеологи размышляли о его будущем, перед их мысленным взором обычно стояло нечто, очень похожее на западные нации, хотя сам термин „нация“ в таком смысле в СССР обычно не употреблялся, „национальное“ здесь, как мы видели, был синонимом „этнического“. Тем не менее много говорилось и писалось о растущей социальной однородности советского общества, об интернационализации экономической и общественной жизни, о русском языке как языке межнационального общения, постоянно повторялись слова Ленина о „сближении и слиянии наций“ и т. д.» 58.

Еще более однозначно формулирует эту мысль С.В. Четко: «С точки зрения принятых в современном мире понятийных норм, следует признать не только реальное существование в СССР „советского народа“, но и признать его в качестве обычной полиэтнической нации – советской нации». Однако такому признанию мешали закостеневшие догмы сформулированной еще Сталиным и с тех пор господствовавшей в советской науке «теории нации»: «С точки зрения традиции советского обществоведения, согласно которой нация – это моноэтнический социальный организм, одна из форм и стадий существования этноса, такой вывод может, наверное, выглядеть неслыханной ересью с оттенком „ассимиляторства“» 59.

Действительно, находясь в плену примордиалистских установок, на основе которых структурировалось все этнополитическое пространство СССР, правящий режим так и не смог сформулировать полноценную идею нации-согражданства. Напротив, идеологи всячески избегали определять «советский народ» в хоть сколько-нибудь близкой к этой идее форме, например: «следует считать неправильными… попытки рассматривать советский народ как простое объединение советских национальностей, как их сумму. В подобном толковании советский народ как социально-политическая категория отождествляется с категорией „население СССР“», как понятие демографии и экономической географии» (В.И. Затеев) 60.

Одновременно отрицался и противоположный подход. По словам того же В.И. Затеева, «необходимо отметить ошибочность… положений, будто советский народ является новой этнической общностью… советский народ – это не этническая, а социально-политическая общность» 61. Однако, следуя логике этнонационализма, являвшегося краеугольным камнем советской национальной политики, идеологи были вынуждены изобретать нечто, что могло бы играть роль «общесоветской этничности», т. е. субстанции, одинаково присущей всему населению Советского Союза и обладающей некими культурными параметрами.

Поэтому сложение советской общности репрезентовалось как результат процесса «всестороннего сближения советских наций, роста их интернациональных черт» 62. Сам «советский народ» стал наделяться определенными «этнообразными» характеристиками, и в содержательном отношении в определенном смысле превратился в своего рода «квазиэтничность». Действительно, государство, взявшееся за создание единой идентичности и, при этом не воспринимавшее в качестве интегрирующей идею политического согражданства, с неизбежностью должно было встать на путь конструирования новой «этничности». Ведь последняя «для идеальной нации необходима, потому что без нее нация оставалась бы всего лишь идеей или произвольной абстракцией: патриотический призыв не имел бы адресата » 63.