Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Я хотел бы, чтобы Вы поверили мне. Жить с клеймом классового врага невозможно, – не только морально невозможно, но и практически нельзя. Хотя жить лишь «практически», сохраняя собственное туловище, в наше время вредно и ненужно…»

Горький Платонову не рискнул ответить. Неизвестно, заступился ли он за писателя, ранние произведения которого ценил достаточно высоко, но прямых репрессий против Платонова предпринято не было. Как мы увидим дальше, не исключено, что уцелеть автору «Впрок» помогло чистое недоразумение.

Написал Платонов отречение от злосчастной повести и для печатных изданий, но там их так и не опубликовали. 9 июня 1931 года в «Литературную газету» и «Правду»:

«Нижеподписавшийся отрекается от всей своей прошлой литературно-художественной деятельности, выраженной как в напечатанных произведениях, так и в ненапечатанных.

Автор этих произведений в результате воздействия на него социалистической действительности, собственных усилий навстречу этой действительности и пролетарской критики, пришел к убеждению, что его прозаическая работа, несмотря на положительные субъективные намерения, приносит сплошной контрреволюционный вред сознанию пролетарского общества.

Противоречие между намерением и деятельностью автора явилось в результате того, что субъект автора ложно считал себя носителем пролетарского мировоззрения, – тогда как это мировоззрение ему предстоит еще завоевать.

Нижеподписавшийся, кроме указанных обстоятельств, почувствовал также, что его усилия уже не дают больше художественных результатов, а дают даже пошлость, вследствие отсутствия пролетарского мировоззрения.

Классовая борьба, напряженная забота пролетариата о социализме, освещающая, ведущая сила партии, – все это не находило в авторе письма тех художественных впечатлений, которых эти явления заслуживали. Кроме того, нижеподписавшийся не понимал, что начавшийся социализм требует от него не только изображения, но и некоторого идеологического опережения действительности – специфической особенности пролетарской литературы, делающей ее помощницей партии.

Автор не писал бы этого письма, если бы не чувствовал в себе силу начать все сначала и если бы он не имел энергии изменить в пролетарскую сторону свое собственное вещество. Главной же заботой автора является не продолжение литературной работы ради ее собственной «прелести», а создание таких произведений, которые бы с избытком перекрыли тот вред, который был принесен автором в прошлом.

Разумеется – настоящее письмо не есть самоискупление вредоносных заблуждений нижеподписавшегося, а лишь гарантия их искупить и разъяснение читателю, как нужно относиться к прошлым сочинениям этого автора.

Кроме того, каждому критику, который будет заниматься произведениями Платонова, рекомендуется иметь в виду это письмо».

Здесь, в отличие от письма Сталину, содержалась скрытая издевка над основным принципом социалистического реализма – изображать действительность не такой, какой она есть, а такой, какой она должна быть в соответствии с принципами коммунистической идеологии. Счастье Платонова, что газеты его письмо так и не опубликовали. А в финале своей повести «Котлован», так и не напечатанной при его жизни, Платонов заставил одного из героев, инвалида Жачева, потрясенного смертью так и не воскресшей девочки Насти, произнести совсем уж крамольное с «пролетарской» и «советской» точки зрения: «Я теперь в коммунизм не верю!

– Почему, стервец?

– Ты же видишь, что я урод империализма, а коммунизм – это детское дело, за то я и Настю любил… Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью.

И Жачев уполз в город, более уже никогда не возвратившись на котлован…

Погибнет ли эсесерша подобно Насте или вырастет в целого человека, в новое историческое общество? Это тревожное чувство и составило тему сочинения, когда его писал автор. Автор мог ошибиться, изобразив в смерти девочки гибель социалистического поколения, но эта ошибка произошла лишь от излишней тревоги за нечто любимое, потеря чего равносильна разрушению не только всего прошлого, но и будущего».

В начале 30-х годов Платонов уже не верил в социализм, по крайней мере, в тот, который был создан в Советском Союзе. Счастье уцелеть для Платонова было оплачено дорогой ценой – смертью любимого сына, заразившегося в тюрьме туберкулезом, и неспособностью в последние годы жизни написать действительно выдающиеся произведения. О его последнем произведении – пьесе «Ноев ковчег» сохранился отзыв сотрудника «Нового мира» А.К. Тарасенкова, адресованный главному редактору А.Т. Твардовскому и написанный 3 февраля 1951 года, вскоре после смерти писателя. Критик признавался, что «ничего более странного и больного… не читал за всю свою жизнь… Пьеса эта есть продукт полного распада сознания». Сюжет пьесы Тарасенков излагал так: «На горе Арарат американцы делают вид, что нашли останки Ноева ковчега. Вслед за этим на Арарате созывается антисоветский религиозный конгресс, на который прибывают Черчилль, Гамсун (забавное соседство одного из лидеров Антигитлеровской коалиции и видного норвежского коллаборациониста. Объединяло их только то, что оба стали Нобелевскими лауреатами по литературе. Но Черчилль получил эту премию в 1953 году, уже после смерти Платонова. – Б. С. ), папский нунций, шпион, кинозвезда из Голливуда и другие лица. Их разговоры – пьяная шизофрения (интересно, чем она отличается от «трезвой шизофрении»? – Б. С. ). Действуют также глухонемая Ева, брат Иисуса Христа и другие. Внезапно радио сообщает, что США бросили запас атомных бомб в Атлантику (зачем? – Б. С. ), треснула земная кора и начался всемирный потоп. С горы Арарат киноактриса шлет телеграмму Сталину с просьбой спасти ее и кстати всех остальных Черчиллей, Гамсунов и прочие. Сталин отвечает приветственной телеграммой и шлет корабль спасать участников антисоветского конгресса (подобный сюжетный ход реальный Сталин наверняка счел бы форменным издевательством над собой. – Б. С. ). Дальше изложить содержание уже совсем невозможно: пьеса обрывается.

Видно, у Платонова был какой-то антиамериканский замысел. Он получил чудовищную деформацию, надо полагать, вследствие тяжкой болезни автора. Диалоги бессвязны, алогичны, дики, поступки героев невероятны. То, что говорится в пьесе о товарище Сталине, кощунственно, нелепо и оскорбительно».

Антиамериканский «Ноев ковчег», написанный в эпоху борьбы с «низкопоклонством перед Западом», призван был сыграть ту же роль, что и «Батум» для Булгакова. Но писатель так и не успел завершить пьесу, и она явно не относится к числу его лучших творений. Платонов все принципиально важное сказал еще в «Чевенгуре», «Котловане» и «Ювенильном море». Последние годы его мучил туберкулез легких, и это тоже не могло не сказаться на работоспособности писателя. Но вместе с тем были и более глубокие причины творческого кризиса. В социализме писатель разочаровался, нового равноценного идеала Платонов так и не обрел.