Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Бухарин, не имевший большой склонности к практической организаторской работе, рассчитывал, что Сталин оставит на его долю безраздельно теорию и идеологию. Курс на ускоренную насильственную коллективизацию оказался для Бухарина неприятным сюрпризом. На апрельском пленуме 1929 года он предупреждал: «…Революционная законность обязательна… Крестьянин сейчас, когда мы сами пропагандируем и агитируем за новые, более культурные методы ведения своего хозяйства, нуждается в революционной законности: без нее он не может хозяйствовать. Нужно же понять, что мы сами дезорганизуем его, не только с экономического конца, но и с конца законодательного, если сегодня будет одно, завтра – другое, послезавтра – третье; если ничего нельзя заранее ни предвидеть, ни рассчитать, то он не может тогда хозяйствовать. Он убежит из этой области, он будет тыкаться куда угодно: в извоз, в кустарные промысла, в город, на строительные работы, куда угодно, но он не будет заниматься хлебом». Однако Сталину как раз и надо, чтобы крестьяне шли от безысходности на каторжные стройки пятилетки. Тех же, кого определили заняться выращиванием хлеба, надежно прикрепили к земле, лишив паспортов. Наивный Бухарин думал, что кулака из хозяйственной жизни надо вытеснять экономическими средствами, доказав преимущество кооперативов, а не репрессиями: расстрелами и высылками. Он отнюдь не считал себя и своих сторонников: Рыкова, Томского и других, оппозицией, не пытался поставить под сомнение руководящую роль Сталина в партии и стране и, тем более, организовать его смещение. Бухарин так и заявил: «…Огромное большинство товарищей… исходит из совершенно ложного предположения о некоей новой оппозиции, которая-де зарождается в партии…»

4 мая 1935 года на кремлевском приеме в честь выпускников военных академий Сталин поднял тост за Бухарина: «Выпьем, товарищи, за Николая Ивановича, все мы его любим и знаем, а кто старое помянет, тому глаз вон!» На самом деле это был приговор. Особенно если учесть, как Сталин этот тост продолжил: «Говорят, кто старое помянет, тому глаз вон, но все-таки у человека в памяти остается. У многих из наших товарищей выдержки не хватило. Что нам ваша индустрия, что нам ваши трактора, сельскохозяйственные машины, подкормиться дайте, побольше хлопка, сырья, чтобы люди получше одевались. Но на это нужны миллионы валюты, потому что нашего хлопка никогда не хватало для удовлетворения минимальных потребностей. Побольше мануфактуры в готовом виде завезите, побольше всяких мелочей, чтобы для человека жизнь была прекрасна, наш быт красив, а что касается вашей индустрии, да еще первоклассной (что теперь есть в нашей стране), и что касается того, чтобы сельское хозяйство перевести с рельс мелкого, на рельсы индустриального сельского хозяйства, перевести сельское хозяйство с его жалкой техникой, если вообще можно было назвать это техникой, на рельсы крупного производства, тракторов и комбайнеров…

Вы помните заявления, что можно заранее сказать, что вы, руководители Центрального Комитета, вы идете на авантюру, вы слышали такие речи, да и не только речи, а целые группы, коллективы, организации нашей партии, около партии, создавались они, угрожали свергнуть нынешнее руководство, другие угрожали убить кой-кого из нас, хотели поколебать руководство».

Тут был явный намек на деятельность Бухарина и его сторонников, вплоть до пьяных угроз Томского Сталину, что и на него пули найдутся.

Этот нехороший разговор происходил осенью 1928 года на даче Сталина в Сочи после обильного застолья. Сын М.М. Томского Юрий вспоминал: «Был чей-то день рожденья. Мама со Сталиным готовили шашлык. Сталин сам жарил его на угольях. Потом пели русские и революционные песни и ходили гулять к морю». В тот роковой майский вечер все много выпили, и особенно Томский. И спьяну сказал Кобе много лишнего. 1 октября 1936 года Ежову докладывали: «Не кем иным, как ближайшими доверенными людьми и помощниками Н. Бухарина и М. Томского – А. Слепковым, Д. Марецким и Л. Гинзбургом, распространялся еще осенью 1928 года белогвардейский рассказ о том, что «мирный» Томский, доведенный, якобы, до отчаяния тов. Сталиным, угрожал ему пулями…» Бухарин же в своем заявлении на пленуме ЦК 7 декабря 36-го, оправдываясь, почему не сообщил Сталину о «террористических намерениях» Томского, утверждал: «Во время встречи Томский был в абсолютно невменяемом состоянии. Сообщать Сталину дополнительно о том, что Томский говорил тому же Сталину, было бы по меньшей мере странно. Я не придал значения угрозе Томского. Но, по-видимому, и сам т. Сталин не придал ей значения большего, чем пьяной выходке».

Тут Николай Иванович ошибался. Иосиф Виссарионович ничего не забывал и ко всему прислушивался. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Сталин поверил, что оппозиционеры хотят его смерти. С этого момента троцкисты и бухаринцы были обречены на физическое уничтожение.

Томский понимал, что слов о пулях Коба не простит. И поспешил добровольно уйти из жизни, когда понял, что вслед за Каменевым и Зиновьевым настала его с Бухариным и Рыковым очередь. И если бы Бухарин не был заворожен сталинским тостом тогда, в мае 35-го, то, наверное, должен был почувствовать скрытую угрозу.

В выступлении на приеме 4 мая 1935 года реальный голод начала 30-х годов, вызванный коллективизацией, Сталин ловко трансформировал в голод метафорический: «…Мы должны были тем нашим товарищам, которые не соглашались с Центральным Комитетом и которые видели только рядом, но закрывали глаза на ближайшее будущее, может быть люди меньше бы скулили, но у нас не было бы промышленности, не было бы нынешнего сельского хозяйства, у нас не было бы авиации, не было бы танков, не было бы настоящего железнодорожного транспорта, не было бы химии, не было бы тракторов, комбайнов, не было бы сельскохозяйственных машин.

Вот нам нужно было перебороть этих людей и у нас была… альтернатива… Мы не могли 3 миллиарда валюты отдать на предметы потребления и 3 миллиарда на индустриализацию и коллективизацию страны.

Наш учитель – Ленин учил нас, что индустрию можно создать только путем большой и строжайшей экономии, надо экономить на школе, на питании, на всем прочем, чтобы создать советскую индустрию, которая потом даст свои плоды, и перевести сельское хозяйство, погибающее, гниющее на старых устоях, перевести это хозяйство на новые условия, на крупное сельское хозяйство с крупной машинной базой…

И вот мы, стало быть, изжили голод техники, голод промышленности и голод крупного сельского хозяйства.

Через 10 лет мы страну из состояния голода, страну громадную, с маленькими очагами промышленности, полудикую, мелкокрестьянскую, полусредневековую страну, мы эту страну вывели и поставили на новые рельсы, идя на жертвы – это верно; кое-кому из нас перепала одна, другая пуля. Мы добились успехов, изжили голод техники, у нас есть теперь чем похвастаться.