Эдвард Радзинский - Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин

Задача Ягоды была крайне проста: понять «глубокий язык», понять, что хочет Вождь. И исполнить.

Убийцей Кирова стал молодой партиец Леонид Николаев. У него оказалась боевая биография: в шестнадцать лет, в дни наступления Юденича, пошел на фронт, там стал комсомольцем, работал в ГПУ, потом уехал в Мурманск, где занимал какой-то второстепенный пост. С этого времени и начинаются его настроения разочарованного неудачника. Он придумывает для себя некий прошлый романтический период в партии, в своем дневнике пишет об измене прежним партийным традициям и о том, что кто-то должен пожертвовать собою, чтобы обратить внимание на пагубность такого положения.

Общественные мотивы сопровождаются личными: некие друзья открывают Николаеву, будто Киров находится в связи с его бывшей женой. Для него это еще одно свидетельство перерождения партии!

Но самое удивительное: обо всем этом Николаев говорит вслух, и всеслышащие уши учреждения Ягоды должны быть осведомлены и о разговорах, и о таинственных друзьях Николаева, которые распаляли нервного молодого человека. Так что естественна мысль: кто-то вел этого истерика к его безумному решению и кто-то позволил ему беспрепятственно его осуществить.

На следствии выяснилось, что Николаев уже задерживался охраной Смольного — и с оружием! Тем не менее в день убийства его опять пропустили в Смольный.

В Музее революции есть рукописные воспоминания Алексея Рыбина. Он был одним из охранников Сталина в 30-е годы. Вот что он пишет: «Мне, как знающему все тонкости охраны и безопасности членов Политбюро… не просто в этом разобраться: кто мог позволить Николаеву продолжительное время сидеть в коридоре на подоконнике? Почему не было рядом с Кировым личного сотрудника для поручений? Почему Николаев задерживался и отпускался, будучи с оружием?»

И народ тоже задавал подобные вопросы. Оттого и появилась озорная частушка, кончавшаяся словами: «Сталин Кирова убил в коридорчике». Веселая частушка, которая стоила жизни многим…

Но Хозяин не торопился ответить на все вопросы народа.

Он придумал длинный кровавый детектив, в котором должны были принять участие миллионы — и погибнуть. Ответы на все вопросы, как и положено в детективе, он предполагал дать только в самом конце.

А пока было только начало, и участники драмы, назначенные им в смертники, волновались и жалели его, потерявшего «брата».

Из дневника М. Сванидзе: «Приезжаю вчера с дачи в 9 вечера и узнаю потрясающую новость: у всех огромное горе… а для И. — особенно. Убит злодеем Киров… Этот удар потряс меня. И. — сильный человек, он геройски перенес всю боль утраты Надюши. Но это такие большие испытания за такое короткое время… Теракт сам по себе страшен… Этот белый фашистский террор страшен своей ненавистью».

Бесспорно, он испытывал боль — два потрясения, две такие утраты. Ни жены, ни друга — все отняли враги! Но теперь он сможет избавиться от них! Верный «брат» послужит ему после смерти…

Но, подготовив убийство Кирова, Ягода не понял до конца грандиозный замысел Вождя. Он полагал, что дело должно ограничиться устранением опасной фигуры, вокруг которой начали группироваться враждебные силы (что еще раз доказывает: Вождь не посвятил его в свой космический план). В результате Ягода бросается высылать и арестовывать священников, дворян, решив привычно свалить убийство Кирова на классовых врагов.

Даже умнейший Радек не понял и начал писать о «руке гестапо», убившей верного сталинца…

Хозяину приходится прямо указать Ягоде дальнейшее направление главного удара.

Впоследствии преемник Ягоды Николай Ежов на пленуме ЦК в 1937 году рассказал об этих днях: «Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева (руководителя комсомола. — Э.Р. ) и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев»… Я должен сказать, что в это не верили чекисты».

Ягода не понял — и следует раздраженный окрик. Как поведал все тот же Ежов, Хозяин позвонил Ягоде и предупредил непонимающего слугу: «Смотрите, морду набьем».

Ягода оказался старомоден. Хозяин сознает: он не сможет преодолеть пиетет перед ленинской гвардией, поэтому и подключает к нему Ежова.

Молотов: «Ежов — дореволюционный большевик, рабочий, ни в каких оппозициях не был, несколько лет секретарь ЦК, хорошая репутация».

В секретном деле 510, хранящемся в бывшем Архиве КГБ, есть биография этого «человека с хорошей репутацией»: «Из анкеты Ежова Николая Ивановича. Родился 1 мая 1895 года. Местожительство — Москва, Кремль. Социальное происхождение — рабочий. Образование — незаконченное низшее. В 1919 году был судим военным трибуналом и осужден к 1 году тюремного заключения».

Хозяин увидел его в Сибири во время своей поездки за хлебом, после чего в 1928 году забрал Ежова в ЦК.

В начале 30-х годов он уже заведует отделом кадров ЦК. На XVII съезде Хозяин передвигает его в верхи партии. Ежова избирают в ЦК, он становится заместителем председателя Центральной Контрольной комиссии, а в 1935 году ее председателем и секретарем ЦК.

Ежов — типичный выдвиженец этого периода, полуграмотный, послушный и работоспособный. Темное прошлое заставляет его быть особенно ретивым. И главное — он сделал карьеру уже после того, как вожди Октября повержены. Ягода еще недавно служил партии, а теперь Сталину.

Ежов служит только Сталину. Он сможет провести в жизнь вторую половину замысла Хозяина. Для него нет табу.

Впоследствии в разгар террора на тысячах плакатов Ежова будут изображать в виде исполина, в руках которого корчатся и издыхают враги народа. «Батыр Ежов» — так назовут его в своих стихах поэты восточных советских республик.

На самом деле «богатырь» был крохотным человечком, почти карликом, с тихим голосом. И в этом был некий символ.

Как и Жданов, Маленков и все последующие, кого Хозяин будет теперь призывать к вершинам власти, Ежов — всего лишь миф, псевдоним Хозяина, жалкая кукла, выполняющая его приказы и исчезающая со сцены по мановению его руки.

Все придумывает, решает только он — Хозяин.

Пока Ежов учится, входит в курс дела, надзирая за Ягодой, толкая его вперед, Хозяин вбивает сюжет своего триллера в головы ближайшего окружения: «На второй день после убийства Сталин вызвал всех и объявил: убийца Николаев является зиновьевцем», — вспоминал потом Бухарин. Молотову объяснять не пришлось — он тотчас понял грандиозность замысла.

Молотов: «До 1937 года мы все время жили с оппозицией. После… уже никаких оппозиционных групп! Сталин взял на себя все это трудное дело, но мы помогали. Сталин хотел, чтобы 1937 год стал продолжением революции… в сложной международной обстановке».