Эдвард Радзинский - Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин

Но Коба спешил в тыл не только к власти. Ему за сорок, пора устроить очаг. Его юная жена ждала ребенка. И давно пора забрать из Грузии другого ребенка — полузабытого сына, рожденного в той, навсегда исчезнувшей, жизни…

Уже в Москве он узнает, как пал Крым. Его защищали линия неприступных окопов и топь «гнилого озера» Сиваш. Ударом в лоб лавина красных солдат, используя горы трупов как прикрытие, ворвалась на полуостров.

И опять постигал Коба главные уроки: Троцкий умеет не щадить людей — и оттого добивается побед…

Когда-нибудь я напишу подробно об исходе из Крыма: столпотворение в порту, посадка на корабли, уходившие в Константинополь, отчаяние остающихся… и мой отец — здесь, на пристани, решивший не уезжать из России. И как удалось ему уцелеть потом… ибо потом в Крыму началась резня. Бела Кун, вождь Венгерской революции, спасавшийся в России, писал: «Крым — это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит. Крым отстал в революционном развитии на три года, но мы быстро подвинем его».

И Коба увидел: подвинули. Месяцами стрекотали пулеметы, люди гибли тысячами. Расстрелянных бросали в старые генуэзские колодцы. Заставляли будущие жертвы самих рыть себе могилы. Трупный смрад стоял над полуостровом… Но Крым от белых очистили.

«Учимся понемногу, учимся»…

В конце года Кобе пришлось пережить еще один триумф Троцкого — празднование трехлетия Октября. Праздновали шумно, ибо годовщина совпала с победой в гражданской войне, с окончательным завоеванием страны. Устроили грандиозное зрелище: «Ночь взятия Зимнего дворца» с участием балета, цирка, солдат. Начали с выстрела «Авроры». Но вместо того чтобы повторить свой единственный исторический выстрел, «Аврора» начала палить непрерывно — не было сигнала прекратить, отказал телефон. Только гонец на велосипеде прекратил безобразие.

А пока под грохот «Авроры» красногвардейцы рванулись на штурм через баррикаду, за которой прятались балерины, исполнявшие роли бойцов женского батальона, и циркачи, игравшие юнкеров. Дворец осветился. За белыми занавесками в окнах возникли тени, воспроизводившие бой. Бой силуэтов! В финале все прожекторы устремились на красное знамя, взвившееся над Зимним.

На это представление были приглашены главные участники переворота. Кобу не позвали. А потом была череда заседаний, газеты печатали воспоминания героев Октября. И нигде — имени Кобы.

Но Коба был спокоен. Он знал: прошлое умерло вместе с Великой утопией. Осталось только балетно-цирковое представление с обезумевшей пушкой «Авроры». И тени.

Ленин знал, как все это несправедливо. Он любил Кобу. Он знал, что и Троцкий, и все эти партинтеллигентики только стараются быть жестокими, но жестокость у них — ненатуральная, истерическая. Как и любовь к революции. Недаром Зиновьев сказал: «Революция? Интернационал? Это великие события, но я разревусь, если они коснутся Парижа». Коба жесток истинно, как сама революция, груб, кровав, коварен, как революция… И простодушен, примитивен, как революция. Ради нее он сожжет не только Париж — весь мир. Таков образ Кобы, созданный для Ленина… самим Кобой. Образ, который так нравился Ленину. И еще была важная причина: истинный революционер, Коба никогда не забывал выказать презрение к картинному революционеру Троцкому — вечному брату-врагу Ленина.

Едва вернувшись с фронта, любимец Ленина опасно заболел. В майские дни 1921 года Коба умирал, его свалил острый приступ гнойного аппендицита, истощенный организм мог не выдержать. Что он знал в жизни — ссылки, побеги и метания, сначала по тюрьмам, потом по фронтам… И работа, работа, работа.

Из воспоминаний врача В. Розанова: «Операция была очень тяжелой, помимо удаления аппендикса пришлось сделать широкую резекцию слепой кишки, и за исход ручаться было трудно».

Федор Аллилуев: «Решились оперировать под местным наркозом из-за слабости больного. Но боль заставила прекратить операцию, дали хлороформу… Потом он лежал худой и бледный как смерть, прозрачный, с отпечатком страшной слабости».

Розанов: «Владимир Ильич ежедневно два раза утром и вечером звонил ко мне в больницу. И не только справлялся о здоровье Сталина, но требовал самого тщательного доклада».

После операции, когда опасность миновала, Ленин лично обсудил с Розановым отдых Кобы — потребовал отправить его в родные горы, на Кавказ, «и подальше, чтобы никто не приставал».

К 1921 году его родной Кавказ был вновь завоеван большевиками. Сначала пали Армения и Азербайджан, потом пришел конец независимой Грузии. Старые знакомцы Кобы Чхеидзе и Церетели отправились в эмиграцию.

В последние дни мая едва вставший с одра болезни Коба выехал на лечение в Нальчик. Почти месяц приходил в себя — дышал горным воздухом. Только в начале июля по просьбе Орджоникидзе он отправился в Тифлис, где шел бурный пленум Кавказского бюро большевистской партии. Там Коба поддержал преданного ему Серго.

В Тифлисе через много лет он увидел мать. И сына.

Заботливый Ленин 4 июля высылает сердитую телеграмму Орджоникидзе, спрашивает: по какому праву Кобу оторвали от отдыха, просит прислать заключение врачей о его здоровье.

8 августа окончательно выздоровевший Коба выехал в Москву.

Весь 1921 год Ленин не устает заботиться о Кобе. Когда у него родился сын, Коба, не объясняя ситуации, просит более спокойную квартиру, и Ленин сам подыскивает ему жилище: «Товарищу Беленькому (начальнику охраны. — Э.Р. ). У Сталина такая квартира в Кремле, что не дают спать… Говорят, вы взялись перевести его в спокойную квартиру. Прошу вас сделать это поскорее…»

Но Кремль перенаселен новыми владыками, и тогда Ленин решает переселить Кобу в Большой Кремлевский дворец — в исторические парадные комнаты! Все для Кобы!

Тут не выдержал Троцкий — его жена, заведовавшая музеями, тотчас запротестовала. Ленин умоляет ее в письмах, предлагает вынести из комнат ценную мебель… Наконец Кобу пускает в свою квартиру член ЦК Серебряков — сговорчивый друг Ленина.

В порыве трогательной заботы Ленин принимает специальное постановление Политбюро: «Товарища Сталина обязать проводить три дня в неделю на даче». Именно в это время нежной любви к Кобе он полушутя-полусерьезно предлагает ему жениться на своей сестре Марии и очень удивляется, узнав, что Коба женат.

Ленин не был сентиментален, и причиной его любви и заботы было, конечно, дело. Ибо тогда он задумал очередной величайший переворот, и Кобе была отведена в нем особая роль.

Окончание гражданской войны не принесло покоя в Россию. Во время войны Ленин укрепил ненавистное революционерам государство, хороня Великую утопию, но в экономике все обстояло наоборот. Он осуществил целый ряд мечтаний Маркса, назвав их «военным коммунизмом»… Промышленность была национализирована, запрещена частная торговля. На крестьянина была наложена продовольственная разверстка. Это значило: весь хлеб, кроме необходимого для питания, изымался. Мужик не имел права торговать хлебом.