Теодор Гладков - Тайны спецслужб III Рейха. «Информация к размышлению»

Советское командование нашло выход из этой опасной ситуации. Еще до войны в СССР, в Москве в частности, сложилось особое «крылатое племя» летчиков-испытателей высшей квалификации. Имена многих из них – Валерия Чкалова, Михаила Громова, братьев Владимира и Константина Коккинаки (всех не перечислить) – знала вся страна. Когда разразилась война, все они, без исключения, и военные, и гражданские, подали командованию заявления с просьбой направить их на фронт. Естественно, получили отказ. Руководство не могло оставить конструкторские бюро и авиазаводы без испытателей, этой элиты авиации. Из опытнейших летчиков-испытателей была сформирована особая группа, которая воевала… в родном русском небе. В их обязанности входило отыскать в бескрайнем ночном воздушном пространстве одиночный немецкий аэроплан, идущий на максимальной высоте на восток, или, наоборот, возвращающийся на запад, перехватить его и сбить, не дать уйти с драгоценными отснятыми кассетами.

К декабрю 1943 года наступательный порыв вермахта окончательно иссяк, наступил период обороны и отступления на всех фронтах. Надобность в воздушной стратегической разведке отпала. В связи с этим полковник Теодор Ровель подал в отставку, а его детище из разведывательного переименовано в «Бомбардировочный авиаполк 200» [76] Бомбардировочный авиаполк К-200 «особого назначения» в дальнейшем занимался заброской разведчиков абвера и СД в советский тыл. На самолете «Арадо» этого полка были высажены агенты «Предприятия «Цеппелин» Таврин и Шилова (см. далее) .

Между абвером с одной стороны, службой безопасности СД и гестапо с другой с самого начала установились непростые, порой напряженные отношения, с годами вылившиеся во враждебные. За нормальным соперничеством спецслужб скрывалась достаточно глубокая политическая неприязнь. И СД, и гестапо не просто недолюбливали абвер, но относились к сотрудникам абвера (включая шефа) с плохо скрываемым недоверием и даже подозрением. И СД, и гестапо, а позднее РСХА в целом всегда стремились подчинить себе, а еще лучше – поглотить военную разведку и контрразведку.

На многое влияли и весьма непростые личные отношения между Канарисом и Гейдрихом. Хотя, как и в былые годы, когда они служили на одном корабле, они порой устраивали совместные музыкальные вечера, а также довольно часто совершали вдвоем прогулки верхом на лошадях (как ни странно, оба моряка обожали верховую езду).

Немецкий биограф адмирала Карл Хайнц Абджаген писал в этой связи:

«Здесь нужно коротко остановиться на личных отношениях Канариса с руководящими сотрудниками гестапо. Отношения с Гиммлером совершено бесцветны. Личные контакты редкие. Канарис невысокого мнения о Гиммлере, которого он в глубине души считает взбунтовавшимся мелким чиновником. Хотя он жестокий и хитрый, но не умен и труслив. С этим, считает Канарис, он справится. Труднее описать его отношения с Гейдрихом. Они сложны с обеих сторон. Гейдриха Канарис боится. Человек этот во всех отношениях кажется ему жутким. Он слишком высок ростом, его глаза с почти монгольским разрезом смотрят всегда холодно и пронизывающе, взгляд, как у змеи. Канарис чувствует, что перед ним человек, для которого не существует препятствий, это преступная натура крупного масштаба, и все же он околдован высоким интеллектом своего противника, которого он однажды назвал «умнейшая бестия». В своем дневнике он говорит о Гейдрихе после первой служебной встречи как о «жестоком фанатике, с которым будет трудно сотрудничать открыто и доверительно». Со временем страх перед Гейдрихом не проходит. Уже одного телефонного звонка от начальника РСХА достаточно, чтобы лишить Канариса покоя.

Несмотря на это, Канарис, пока Гейдрих жив, стремился поддерживать с ним хорошие личные отношения. Постороннему отношения между ними казались даже сердечными. По воле случая Канарис, когда его семья в начале февраля 1935 года переехала из Свинемюнде в Берлин, нашел квартиру на Деллештрассе. Вскоре выяснилось, что Гейдрих живет неподалеку от него на той же улице. Несмотря на внутреннее отвращение Канарис по служебным соображениям старался поддерживать контакт между обеими семьями, и воскресными вечерами летом 1935 года семья Канариса ходила к Гейдрихам, чтобы там в саду поиграть в крокет. В августе 1936 года Канарис купил себе маленький дом в Шлахтензее на Дианаштрассе… Было ли чистым совпадением, что полгода спустя Гейдрих купил на Августаштрассе, в двух минутах ходьбы от Канариса, строящийся дом и переехал туда, когда дом был готов. Фрау Канарис, услышав об этом, не могла удержаться от смеха и сказала: «Хорошая покупка!» Гейдрих уловил в этом замечании намек, так как сразу стал защищаться и со всей убежденностью сказал, что он по чистой случайности нашел подходящий дом рядом с домом Канариса. Возможно, здесь и вправду не было особого умысла, потому что, в конце концов, для начальника РСХА вряд ли было необходимо лично следить за своим противником из разведки.

О том, что Гейдрих, несмотря на внешнюю приветливость отношений с Канарисом, считал того своим противником и всегда был перед ним начеку, говорили многие сотрудники СД. Он предостерегал своих подчиненных, что с Канарисом, «этим старым лисом, нужно всегда быть настороже».

…Канарис, по словам свидетелей из его окружения, всегда боялся Гейдриха, и известие о смерти последнего… было воспринято им с облегчением, хотя он посчитал необходимым во время погребения глухим, словно охрипшим от слез голосом заявить сотрудникам Гейдриха, что он исключительно ценил и почитал его как великого человека и потерял в его лице верного друга.

Несмотря на взаимное недоверие, хорошие отношения с Гейдрихом были крайне необходимы для работы Канариса. При всей взаимной сдержанности у него была возможность своевременно услышать о планах и мероприятиях СД. Хотя Гейдрих не доверял Канарису, он, похоже, все же ценил личные контакты с ним. В связи с обстоятельствами своего увольнения из морского флота он был полон недоверия к вермахту. Он также знал, что большинство из высокопоставленных офицеров флота и армии смотрели на него как на ренегата и по возможности избегали с ним личных контактов. Поэтому Гейдрих считал контакты с семьей Канариса, несмотря на все предубеждения, полезными, и часто в беседах с шефом абвера заходил дальше, чем вначале планировал».

Первые годы соперничество между СД, гестапо и абвером носило относительно цивилизованный характер. Абвер был органом армии, а в преддверии воссоздания для начала полумиллионного вермахта ни Гиммлер, ни Гейдрих не смели вступать в острое столкновение с военной разведкой и контрразведкой. Фюрер на данном этапе ничего подобного им бы просто не дозволил.