Теодор Гладков - Тайны спецслужб III Рейха. «Информация к размышлению»

Оперативная (не боевая) подготовка Таврина велась на почти что любительском уровне. Начнем вроде бы с мелочи. Немцы явно перестарались с его наградами. В самом деле, ни один офицер органов СМЕРШ в звании майора не имел, да и не мог иметь такого количества орденов, к тому же еще и быть Героем Советского Союза. С таким «иконостасом» на груди Таврин даже в Москве, не говоря уже о райцентрах, через которые ему предстояло проехать, вызвал бы на улице настоящий переполох. Нарушена была азбучная истина: разведчик не должен выделяться! Для майора СМЕРШ – настоящего! – вполне хватило бы одного ордена Красной Звезды, ну, еще, быть может, медали «За отвагу». Орден Александра Невского по статуту вообще награда полководческая, предназначенная для отличия офицеров в должности командира батальона, иногда полка за умелое руководство подразделением или частью в бою. Офицеры СМЕРШ, как известно, ни батальонами, ни полками не командовали. На фотографии видно, что ордена Красной Звезды и Александра Невского у Таврина привинчены к левой стороне гимнастерки. Между тем, их уже давно полагалось носить на правой стороне груди.

Немецкие разведчики не имели ни малейшего представления о том, каковы порядки в военной Москве, как построена система регистрации офицеров, прибывающих с фронта в командировки или на переформирование, на что обращают внимание офицерские комендантские патрули и т. д. Иначе бы они поняли, что, не имея в Москве надежной базы, нескольких явочных квартир, заранее подготовленных позиций для легализации Таврина и Шиловой, – оба агента были обречены.

Полной чушью выглядит задание обзавестись связями с женщинами, работающими в Кремле. Интересно, как бы Таврин на улицах города опознавал бы сотрудниц Кремля, Совнаркома, ЦК ВКП(б)? По внешнему виду? Таврин не производил впечатления совсем уж недалекого человека. В СССР ни для кого не было секретом, что все технические сотрудники Кремля и ЦК, даже судомойки и прачки, насквозь просвечивались органами НКВД, изучались все их родственники и круг знакомых.

Нелепостью выглядит способ связи с Рижским радиоцентром через колхозника, живущего в деревне Лещево Кировской области. Появление в деревне, где после нескольких волн мобилизации остались одни старики, инвалиды, подростки и женщины, молодого, здорового мужчины стало бы событием районного масштаба по меньшей мере!

И уж совершеннейшей чушью выглядит затея издавать в деревне Вологодской области антисоветскую газету. Допустим, удалось бы забросить в ее окрестности упакованную в 22 тюка типографию, а также какой-то доведенный до минимума персонал. Но спрашивается, кто бы писал в газету, откуда добывали бы бумагу и типографскую краску (материалы в СССР строго фондируемые), откуда бы поступала электроэнергия для печатной машины, каким образом, наконец, пачки с газетами вывозили бы из деревни или леса (?) и развозили по стране? Кто бы вообще распространял бы ее на местах? Что же, немцы не знали, какие строгие порядки были тогда на советских железных дорогах, когда кроме билетов требовались особые пропуска для пассажиров, документы на перевозимые грузы, когда каждый поезд и вагон проверяли опергруппы НКВД, а поезда дальнего следования и сопровождали?

Наконец, последнее и принципиальное: немецкие листовки еще могли оказывать какое-то воздействие на людей идейно неустойчивых, слабых в моральном отношении, чем-то обиженных Советской властью или просто растерянных из-за поражений лета и осени 1941 года. Но на дворе уже стояла осень 1944 года, когда исход войны был очевиден, причем исход недалекий, немецкую газетенку никто бы не подобрал даже на самокрутки.

По одному из вариантов совершения террористического акта Таврин должен был проникнуть в зал, в котором проводилось бы торжественное заседание с участием Сталина и других руководителей страны. В войну такие мероприятия проводились считаные разы. Герой Советского Союза Таврин по своему документу мог бы без очереди купить у администратора билет в театр или кино (тогда это была большая проблема), получить столик в коммерческом ресторане. Но уж кто-кто, а бывший секретарь райкома партии в Москве Жиленков должен был знать, что на так называемые «режимные» мероприятия билеты – именные! – заранее распределялись партийными органами, причем каждый десятый в зале был переодетым в гражданское сотрудником НКВД, следившим, ко всему прочему, и за тем, чтобы никто в зале не мог приблизиться к сцене, на которой размещали стол для президиума. Передние ряды партера в таких случаях предназначались для особо важных лиц – наркомов, маршалов, секретарей обкомов, директоров крупных оборонных предприятий – и также отгораживались.

Словом, куда ни кинь, но данная операция «Предприятия «Цеппелин», на которую были затрачены огромные материальные средства и усилия десятков людей, носила какой-то опереточный характер и существенного ущерба советскому руководству, Красной Армии на фронте и оборонной промышленности в тылу нанести не могла.

Сущей фантастикой выглядит и намерение забросить в глубокий тыл – на Урал! – четыре группы диверсантов по 100 человек в каждой и одновременно взорвать все мосты через Волгу и Каму!

Элементарный подсчет показывает: для такого мощного десанта требовалось примерно 35–40 самолетов. Без преувеличения можно заявить, и твердо, что осенью 1944 года ни один немецкий самолет, тем более транспортный, до Урала никогда бы не долетел. На этом тысячекилометровом маршруте его бы уже двадцать раз сбили.

Кое-что, о чем Таврин и Шилова все же умолчали на допросах, стало известно контрразведчикам после того, как были захвачены архивные документы «Предприятия «Цеппелин». Выяснилось, в частности, что Таврин под псевдонимом «Политов» при вербовке новых агентов из числа военнопленных активно играл роль наводчика и провокатора, его использовали также и при так называемой «внутрикамерной разработке» (в просторечии – «подсадной уткой») в тюрьмах.

Давним провокатором и активным агентом СД была и Шилова – настоящая фамилия Адамчик. Самоуверенный Таврин полагал, что эта женщина влюбилась в него, потому стала женой и согласилась сопровождать на опасное задание. На самом деле она была приставлена к Таврину, чтобы держать его под постоянным контролем, морально поддерживать, а в случае, если тот проявит нерешительность, откажется от исполнения теракта, или же – самое страшное – решит явиться с повинной в органы НКГБ, то и ликвидировать.

Среди трофейных документов были обнаружены многочисленные фотографии обоих агентов со своими немецкими хозяевами, на одной из них Таврин был снят уже с Золотой Звездой и всеми орденами. Немцы делали эти снимки вовсе не для «памяти» – они носили чисто служебный характер, к тому же были сильнейшим компроматом против ненадежных агентов.