Михаил Козырев - Подпольные миллионеры: вся правда о частном бизнесе в СССР

Откуда люди узнавали о сдаче квартир и комнат? Чаще всего – через друзей, знакомых или по объявлениям.

Однако существовала и специализированная «рыночная» инфраструктура. Как пишет Каценелинбойген – довольно давно в крупных городах образовались места (обычно у бюро обменов), в которых неофициально собираются люди, сдающие жилую площадь и ищущие ее.

При этом в отличие от официальной государственной квартплаты, которая не зависела от района, наличия лифта и т. п., цены на сдаваемую на «сером» рынке жилплощадь, как и всякие рыночные цены, естественно, учитывали качественные параметры арендуемого жилья. В Москве отдельная однокомнатная квартира со всеми удобствами (газ, электричество, канализация, ванная комната) в районе, близком к станции метро, могла стоить в конце 60-х – начале 70-х годов около 600 рублей в год (средняя годовая зарплата в СССР составляла, по оценкам, около 2000 рублей). А комната (в квартире, где живет сдающая эту комнату семья) рядом с метро – около 350 рублей в год.

Ремонт квартир и строительство бригадами шабашников, пошив одежды, починка бытовой техники – скудость выбора и ущербность предоставляемых государством услуг оставляли простор для частника. Взять хотя бы цветочный рынок – в том виде, как он сформировался в СССР к 70-м годам прошлого века.

Предпосылкой для создания мощного полулегального частного сектора здесь, как это обычно и случалось, стало отсутствие адекватного предложения со стороны официальной экономики. Колхозные рынки, где торговля цветами была разрешена, располагались, как правило, вдали от оживленных мест в центре города. Закрывались в шесть часов вечера – как раз ко времени наибольшего спроса. Про государственные цветочные киоски и говорить не приходится. Их было мало, а на то, что там продавалось, без слез взглянуть было невозможно.

Дефицит восполняли многочисленные частники, в основном женщины – их было сложнее обвинить в тунеядстве. Места для частной торговли формировались в основном стихийно. Милиция изредка гоняла торговцев, но в целом бизнес функционировал стабильно.

Источников цветов для частной продажи было, по большому счету, два. Поставки из южных регионов (в основном из Закавказья) и цветы, выращенные жителями пригородов, имеющих приусадебные участки. И если выращивание цветов частниками в пригородных зонах больших городов осталось уделом одиночек, то поставки цветов с «югов» выросли в достаточно крупный бизнес. Одни выращивали цветы. Вторые – крупные оптовые торговцы – перепродавали их. Третьи – жители Москвы, Ленинграда, Киева или переселившиеся в крупные города СССР выходцы из закавказских республик, торговали ими.

Массовых репрессий в отношении участников цветочного бизнеса в СССР не предпринималось – вроде бы как предоставляемая ими услуга была сочтена социально полезной. Однако официальное отношение к такого рода практике было негативным. Характерна в этом отношении разгромная статья в «Литературке», опубликованная в начале 70-х, где громились цветоводы из пригородов, возводившие на своих участках теплицы и занимавшиеся частным производством.

Какие еще существовали в «совке» рынки? Образование, здравоохранение, ремонт квартир. Взять так называемое репетиторство. Известно, что в средней советской школе иностранный язык выучить на приличном уровне было практически невозможно. Между тем начиная с 60-х годов советская интеллигенция в массовом порядке пыталась дать детям знание языка. Частично для поступления в вузы, частично – из соображений социального престижа.

Как правило, такие занятия проходили с частными преподавателями. Их средняя такса – 3 рубля за академический час. Это примерно в 2,5 раза выше оплаты преподавателя иностранного языка в школе. Частные преподаватели также оказывались востребованы для подготовки детей к поступлению в вузы и по другим предметам. В зависимости от квалификации доходы репетитора могли достигать 10 рублей в час с ученика. Занимались такой частной преподавательской деятельностью в основном преподаватели вузов и школ, а также студенты. Для них эта деятельность служит весьма заметным источником дохода.

Серый рынок сложился и в области здравоохранения. Теоретически обслуживать больных врачи должны были по территориальному принципу. В поликлинику шли люди из соседних домов, в районную больницу – населенных пунктов района. И т. д. Однако лучшие врачи и оборудование при этом были сосредоточены часто в госпиталях при вузах или исследовательских институтах. Чтобы попасть туда, требовалось соответствующее направление из территориальных медучреждений. В результате формировались «цепочки» знакомств, по которым больные (или их родственники) могли организовать, заплатив определенную сумму, лечение у более квалифицированных врачей.

Порядок цен? До 150 рублей за операцию или 25 рублей за частный визит на дом. И это не плата в качестве благодарности за хорошее лечение, а плата за согласие врача предпочесть данного больного. Ведь расходы на операцию, оборудование, лекарства покрываются за счет государственных фондов.

Все это многообразие форм жизни Каценелинбойген помещает в зону «серого» рынка. То есть в принципе, конечно, нелегального. Но вполне, с точки зрения властей, безобидного.

Однако тут с автором теории советских цветных рынков сложно согласиться. В реальности, конечно, участники полулегальных рынков действовали не только в «серой» зоне. Даже занимаясь вполне добропорядочной деятельностью, они зачастую нарушали самые суровые запреты, введенные в СССР для частнопредпринимательской деятельности. Жизнь, она ведь сложнее придуманных схем. Чтобы не быть голословным, приведу конкретный пример – историю одного московского частного зубного врача.

Предупреждая заранее скептические ухмылки – нет, это не литературный герой, придуманный мною лично. Ее звали Мария Алексеевна, 1913 года рождения. Она – бабушка одной моей знакомой, известного журналиста и одно время популярной телеведущей. Наверняка вы ее видели по «ящику». И если в той истории, что я хочу вам рассказать, и есть преувеличения, то они не на моей совести. Кое-что просто успело стать семейным преданием. А это уже почти эпос. Ведь сложно требовать от эпоса объективности?