Сергей Нечаев - 10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец

— Сегодня я должен был быть в Париже с другими монархами, — продолжил он, — а я здесь, в Мальмезоне, и ничуть об этом не жалею.

После этого Александр предложил обеим дамам прогуляться по парку, но наблюдательная Жозефина, сославшись на недомогание, которого, конечно же, не было и в помине, предусмотрительно осталась дома.

С каждой минутой разговор российского императора и Гортензии становился все более и более откровенным. Она призналась ему во всех своих несчастьях с Луи Бонапартом: после смерти первенца она все время живет в ожидании еще какой-то беды, она так одинока…

— Но вы же еще так молоды и у вас столько друзей! — воскликнул российский император. — Вы несправедливы к Провидению!

— А что, Провидение говорит с русским акцентом? — кокетливо спросила его Гортензия.

Александр тоже начал откровенничать с ней, а когда она поинтересовалась, почему он расстался с императрицей, ответ не оставил никаких сомнений:

— Ради бога, не говорите больше о ней. У моей жены нет лучше друга, чем я, но соединиться вновь мы не сможем никогда.

После такого ответа на месте Гортензии ее мать пошла бы дальше. Ковать железо, пока горячо — это всегда было ее жизненным принципом. Но, в отличие от Жозефины, Гортензия была застенчивой и совсем не авантюристкой. Дальше аллей парка они не зашли…

При прощании с Александром в знак большой признательности Жозефина подарила ему великолепную камею, подарок от римского папы, преподнесенный ей в день коронования, а также великолепную чашу со своим миниатюрным портретом.

После этого визита, не оставшегося незамеченным, Мальмезон стал местом встреч людей со всей Европы. Прибыл король Пруссии и немецкие принцы. Прибыли великие князья Николай и Михаил, Бернадотт, ставший наследником шведского престола, некоторые из маршалов. Даже англичане, в частности лорд Беверли и два его сына, были замечены в этом паломничестве. Единственный, кто воздержался от визита, был император Австрии. Жозефина принимала всех с достоинством, ведь на какое-то время она снова стала первой дамой Франции. Брошенная за ненадобностью, она стала наслаждаться коротким бабьим летом популярности и в своей роли отверженной жены получала покровительство всех властвующих особ и высокопоставленных офицеров, которые прибывали в Париж как победители.

А тем временем, упиваясь своим великодушием, Александр добился того, что Гортензия получила титул герцогини де Сан-Лё (по названию имения, которым она владела в Сан-Лё-Таверни, находящемся в теперешнем департаменте Валь-д’Уаз около города Шантийи). Для ее брата он организовал прием у короля, вылившийся в верноподданнический маскарад. Правда, честный и порядочный Эжен, который надеялся получить трон, так ничего и не смог добиться от новой власти. Тогда он оставил Францию и уехал в Баварию. Оттуда он подался в Вену, где проходил Венский конгресс, определявший судьбу новой Европы. Там он предстал перед полномочными представителями государств-победителей. Напрасно! В результате ему пришлось ждать 1817 года, когда благодаря своему браку с Августой Баварской его новый тесть Максимилиан I, король Баварии, сделал его принцем Эйхштадтским и герцогом Лейхтенбергским.

Беда, как это обычно и бывает, подкралась незаметно. 10 мая 1814 года здоровье бывшей императрицы вдруг неожиданно испортилось. Произошло это как раз в тот момент, когда император Александр в очередной раз прибыл повидать Жозефину и отобедал с ней в Мальмезоне. Пересиливая страдания, она осталась в салоне для беседы. После обеда все стали бегать взапуски на прекрасном газоне, находившемся перед замком. Жозефина тоже попыталась принять участие в игре, но силы вдруг изменили ей, и она была вынуждена присесть. Изменение ее состояния не осталось незамеченным. Ей задали массу заинтересованных вопросов, на которые она старалась отвечать с улыбкой. Она уверяла, что немного отдыха пойдет ей на пользу, и все гости поспешно удалились, думая, что действительно назавтра она будет чувствовать себя лучше.

На следующий день, желая успокоить окружавших, она решила совершить свою обычную прогулку, но тут ей стало совсем худо, и ее проводили в знаменитую красную комнату в состоянии, которое сильно встревожило всех. День явно не удался. У Жозефины случилось несколько обмороков подряд. Ночью ей стало еще хуже. Нечто, похожее на бред, охватило ее. Сильно возбужденная, она много говорила, несмотря на то что вызванный врач активно запрещал ей напрягаться.

Несмотря ни на что, 14 мая Жозефина и ее дочь решились дать прием императору Александру в Сан-Лё. Там снова были прогулки в парке и долгие разговоры, а затем Жозефину, одетую в воздушное платье от Леруа, вновь охватило недомогание. Не помогли ни отдых на диване, ни настойка из флердоранжа.

На следующий день она возвратилась в Мальмезон, где ее личный врач, доктор Оро, диагностировал простой насморк. При этом он дал ей рвотное лекарство и прочистил желудок.

В последующие дни Жозефина стала жертвой новых недомоганий, вызывавших у окружающих все большие волнения. 24 мая, поднявшись, она испытала жгучую боль в горле. Доктор Оро заставил ее остаться в постели, так как после прочищения желудка малейшее переохлаждение могло быть опасным.

На следующий день, 25 мая, ее вновь навестил император Александр и нашел, что она сильно изменилась. Он предложил ей прислать своего личного врача, но больная отклонила это предложение из боязни обидеть господина Оро, к которому она испытывала чувства доверия и признательности. А тем временем у нее появились признаки горячки. Взволнованный Эжен написал своей жене в Баварию:

«Врач говорит, что это всего лишь простой катар, но мне кажется, что она совсем плоха».

Вечером 25 мая состояние Жозефины потребовало срочного присутствия врача. В отсутствие доктора Оро, уехавшего в Париж, обратились к местному доктору Лямурё из Рюэйя, который, приехав, ужаснулся состоянию императрицы. Он предложил поставить ей на спину пиявки, но остерегся делать это в отсутствии личного врача Жозефины. На поиски последнего отправились в Париж. Приехав в замок, доктор Оро сделал выговор своему коллеге из Рюэйя, заявив:

— Эх, месье, в подобном случае не надо было ждать меня: два потерянных часа могут оказаться смертельны.

Это утверждение со стороны врача, совсем недавно констатировавшего простой насморк, удивило многих. Бедный доктор Лямурё ничего не мог понять и дрожал как осиновый лист, ведь после подобной тирады, если бы Жозефина внезапно умерла в тот же вечер 25 мая, вся ответственность за это легла бы на него!