Лоуренс Рис - Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть

Повышенное внимание к личности Гитлера начиная с того самого момента, когда он годом ранее попытался занять должность президента Гинденбурга, породило интересный феномен. Люди, считавшие его совершенно невыразительным прежде, начали находить в нем харизматичные черты. К примеру, Фридолин фон Шпаун, сторонник нацистов с начала 20-х годов, впервые увидел Гитлера на митинге в 1923 году. «Там стоял Людендорф, могучий мужчина в военной форме с орденами, — вспоминал он. — А рядом с ним невысокий человечек — далеко не такой импозантный — в потрепанном пальто. И я не обратил на него никакого внимания. Позже я спросил: „А кто это стоял рядом [с Людендорфом]?“ А это был Гитлер, вождь национал-социалистов» ‹17›.

Спустя почти десять лет фон Шпаун снова встречается с Гитлером, и теперь он производит на него совсем другое впечатление. Во время обеда, на котором присутствовало немало нацистов, Шпаун увидел, что Гитлер смотрит на него. Он почувствовал на себе взгляд Гитлера и сразу уверовал в его искренность. Затем Гитлер встал, чтобы поговорить с кем-то, и оперся рукой на спинку стула Шпауна. «И тогда я почувствовал, что дрожь от его пальцев проникает в меня. Я действительно чувствовал это. И это была не нервная дрожь. Я почувствовал: этот человек, это тело — лишь инструмент для осуществления на земле большой, могущественной воли. По-моему, это просто чудо».

Итак, для фон Шпауна Гитлер из заурядного человека в поношенном пальто превратился в «инструмент для осуществления большой, могущественной воли». Разумеется, многое изменилось за те десять лет, что прошли между двумя встречами. Но главное — изменилось личное отношение Шпауна к этому человеку. К тому моменту, когда Гитлер взялся за спинку его стула, Шпаун уже знал, что находится рядом с самым известным человеком Германии. Более того, Шпаун всегда был сторонником правых сил и völkisch (народной) политики, которую проводил Гитлер. Сам Гитлер мало изменился. Просто такие люди, как Шпаун, были теперь готовы поверить в его харизму.

И все же эта харизма не была безграничной. Все еще существовали люди — даже среди тех, кто работал с Гитлером в правительстве, — которые оставались к ней равнодушны. Фон Папен, разумеется, был одним из таких людей. Еще одним был медиамагнат Альфред Гугенберг. Оба они будут создавать Гитлеру проблемы, поскольку осознают, как наивно было с их стороны надеяться «приручить» нацистов и использовать их в своих собственных целях. В частности, ожидалось, что Гугенберг получит большую власть в правительстве Гитлера, поскольку он занимал пост министра экономики, продовольствия и сельского хозяйства. В отличие от Гитлера, Гугенберг имел большой научный и деловой опыт — он был доктором экономических наук и председателем дирекции одного из самых важных немецких промышленных концернов «Фридрих Крупп АГ». Тем не менее Гитлер переиграл его. После принятия закона «О предоставлении чрезвычайных полномочий» у Кабинета министров не осталось реальной власти. Гитлер хотел, чтобы правительство продолжало работать, но лишь номинально. Гугенберг наконец понял, каким образом Гитлер собирается отстранить его от дел, когда его подчиненный, статс-секретарь Министерства экономики и по совместительству ставленник нацистов, Фриц Рейнхардт, выдвинул предложение о создании новых рабочих мест, против которого выступал Гугенберг. Гитлер поддержал предложение Рейнхардта, и Гугенберг ничего не смог с этим поделать ‹18›. Подобную тактику Гитлер часто будет использовать и в дальнейшем: он будет обращаться непосредственно к подчиненным, чтобы выбить из колеи и дестабилизировать их начальников, якобы влиятельных лиц в правительстве.

Гугенберг не был готов терпеть подобное обращение и заявил Гитлеру о том, что хочет выйти из состава правительства. Гитлер встретился с ним 27 июня 1933 года и пытался убедить его остаться. Он понимал, что не стоит усложнять ситуацию и спустя всего лишь пять месяцев с момента своего назначения на должность канцлера нарушать свое обещание не менять состав правительства. Но Гугенберг остался глух к уговорам Гитлера. Даже угрозы не возымели никакого эффекта. Гитлер был вынужден сообщить президенту Гинденбургу о том, что Гугенберг хочет выйти из правительства. Однако Гинденбург, который никогда не испытывал теплых чувств к Гугенбергу и который с облегчением освободился от тяжкого бремени регулярного участия в государственной политике, к чему его вынуждала 48-я статья конституции, предпочел спокойно наблюдать за развитием событий.

Показательно то, что произошло с Гугенбергом после этого — а с ним, собственно, не произошло ничего страшного. Его не преследовали, не посадили за решетку, не пытались ему отомстить. Он сохранил свое место в рейхстаге, и, хотя был вынужден отказаться от контроля над своей медиаимперией, он все же заключил выгодные финансовые сделки, которые позволили ему вложить значительные средства в немецкую промышленность. Он мирно скончался в возрасте 85 лет в 1951 году. И хотя Гитлер, безусловно, был «кровожадной личностью» ‹19›, как назвал его историк Дэвид Цезарани, он считал, что люди, которые вышли из правительства, сослужив необходимую службу и не предав его, могут продолжать спокойно жить в Германии, что и сделал Гугенберг.

А вот Эрнст Рем оказался не таким сговорчивым, как Гугенберг, и не собирался позволить вывести его из игры. «Германия на пути к революции одержала победу, — писал Рем в своей статье в июне 1933 года. — Но не абсолютную победу!» ‹20›По его мнению, «главная цель обновленной Германии, возрожденной в духовной революции националистического и социалистического духа», все еще не достигнута. «И пока настоящая национал-социалистическая Германия не достигнет этой цели, будет продолжаться ожесточенная яростная борьба СА и СС за ее достижение. Германия станет национал-социалистическим государством или погибнет. Вот почему немецкая революция будет продолжаться до тех пор, пока свастики на наших флагах и гербах станут не просто символом, а священным достоянием всего народа». Это был скрытый призыв к тому, чтобы новая Германия отвела Рему и его штурмовикам более значительную роль. Он хотел не просто больше должностей и финансового вознаграждения, но и сохранения духа и братства СА через объединение с немецкой армией — или даже ее поглощения.

Эти амбиции подогревались верой в то, что штурмовики — настоящие революционеры. К примеру, Вольфганг Тойберт, вступивший в СА в 1928 году, хотел видеть в Германии глобальные перемены. В первую очередь под переменами он понимал изгнание евреев: «Фабрику моих родителей в Герлице ликвидировали по вине евреев, потому что у одного из моих дядьев был посредник-еврей, который надул его на десятки тысяч марок… Мы хотели остановить „евреизацию“ Германии… Я мог только сказать евреям: „Вас здесь больше никто не хочет видеть. Покиньте эту страну“» ‹21›.