Владимир Поцелуев - Великий Ленин. «Вечно живой»

Его поддержал меньшевик Г.Д. Кучин, заявив «от имени фронтовой группы», что съезд неправомочен, так как на нем «армия не имеет своего полного представительства» [285]. Далее, пишет Джон Рид, Кучин сказал: «…Я немедленно возвращаюсь на фронт, где все армейские комитеты твердо уверены, что захват власти Советами за три недели до открытия Учредительного собрания есть нож в спину армии и преступление перед народом!» Яростные крики: «Ложь! Лжете!» Снова слышен голос оратора: «Необходимо покончить с этой петроградской авантюрой! Во имя спасения родины и революции призываю всех делегатов покинуть этот зал!» Он сошел с трибуны. Рев возмущения» [286], – писал Джон Рид.

Меньшевик Л. Хинчук и правый эсер М. Гендельман официально заявили, что их фракции в знак протеста против заговора, который «ввергает страну в междоусобицу», «знаменует начало гражданской войны», покидают съезд.

Сходные заявления сделали члены Бунда Р. Абрамович и Г. Эрлих.

Большевистские делегаты были возмущены. «Мы должны взять власть в свои руки! – заявил от имени 2-го Латышского стрелкового полка К. Петерсон. – Пусть эти самозваные делегаты уходят! Армия не с ними!»

«Жители окопов ждут с нетерпением передачи власти в руки Советов» [287], – кричал Ф. Лукьянов.

Так, казалось бы, от достигнутого согласия социалистические партии перешли к противоборству.

«Мы сейчас идем туда, – объявил представитель Исполкома Совета крестьянских депутатов, – чтобы умереть вместе с теми, кто послан туда творить нашу волю». Группа правых эсеров, меньшевиков и бундовцев, примерно 50–70 делегатов, под негодующие крики: «Дезертиры! Предатели! Враги народа!» [288]покинула зал.

Уходя со съезда, меньшевики и эсеры выражали не только свое возмущение, но и рассчитывали на неправомочность неполноценного съезда и, следовательно, на его незаконность. Но работа съезда продолжалась.

Мартов от имени оставшихся на съезде меньшевиков-интернационалистов предложил, в целях мирного разрешения кризиса власти, начать переговоры со «всеми социалистическими партиями, а впредь до выяснения результатов переговоров приостановить работу съезда» [289].

Точно удар хлыста, прозвучала речь Троцкого, названного чуть позднее Лениным за непризнание соглашения с мелкобуржуазными партиями «лучшим большевиком», который безапелляционно заявил: «Восстание народных масс не нуждается в оправдании. То, что произошло, – это восстание, а не заговор… Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда?.. Нет, тут соглашение не годится. Тем, кто отсюда ушел и кто выступает с предложениями, мы должны сказать: вы – жалкие единицы, вы банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории!..» [290]

Оскорбленный меньшевик-интернационалист Мартов, покидая съезд, промолвил большевистскому делегату от Выборга И. Акулову: «Когда-нибудь вы поймете, в каком преступлении вы участвовали» [291].

Съезд принял внесенную большевиками резолюцию, гневно осуждавшую меньшевиков и эсеров, пытавшихся сорвать «полномочное всероссийское представительство рабочих и солдатских масс в тот момент, когда авангард этих масс с оружием в руках защищает съезд и революцию от натиска контрреволюции… Уход соглашателей не ослабляет Советы, – отмечалось в резолюции, – а усиливает их, так как очищает от контрреволюционных примесей рабочую и крестьянскую революцию» [292].

Делегаты, от Исполкома Совета крестьянских депутатов Е. Гуревич, от левых эсеров Б. Камков и др., пытались, уверяя в своей лояльности к большевикам и критикуя резкую позицию Троцкого, вернуть съезд к предложению Мартова [293], на что Луначарский ответил: «…мы все единодушно приняли предложение Мартова… Против нас повели форменную атаку, говорили о гробах, в которые нужно вколачивать гвозди, стали называть нас преступниками, авантюристами и т. д. Нам пытались восстание народных масс представить как хитро задуманный заговор, а затем последовал уход, сопровождавшийся целым рядом оскорбительных непарламентских выражений. Не выслушав нас, не обсудив ими же внесенное предложение… К тем, которые ушли уже давно, неприменимо название революционеров, – подчеркнул Луначарский, – они прекращают даже свою соглашательскую работу и открыто переходят в лагерь корниловцев. С ними нам разговаривать не о чем» [294].

Весьма не «бархатное» выступление Луначарского было констатацией того, что съезд продолжит свою работу, а то, что происходило, – это не заговор, а «восстание народных масс», которым руководят истинные революционеры, а не корниловцы. Луначарский ясно чувствовал настрой «лучших представителей народа» и не хотел быть выброшен «в сорную корзину истории».

Итак, определились позиции каждой партии, приславшей своих делегатов на Всероссийский съезд Советов. Большевики, хотя и не без колебаний, стали твердо на путь вооруженного свержения Временного правительства. Эсеры и меньшевики раскололись окончательно: правые покинули съезд, левые эсеры и меньшевики-интернационалисты пытались создать единый демократический блок и однородное Советское правительство.

Вопрос о власти все же решался не на съезде Советов, а у Зимнего дворца, где продолжало заседать Временное правительство, и Ленин это прекрасно понимал, требуя от ВРК немедленного его штурма. «Он метался по маленькой комнате Смольного, как лев, запертый в клетку, – вспоминал Н. Подвойский. – Ему нужен был во что бы то ни стало Зимний: Зимний оставался последней заставой по пути к власти трудящихся. Владимир Ильич ругался… Кричал… Он готов был нас расстрелять» [295]. Так впервые за невыполнение решений партии большевиков, приравненных ее лидером к военным приказам, вводилась самая жестокая кара – расстрел. Хотя арест Временного правительства не мог расцениваться как охрана порядка или оборона революции, что, по мнению большевиков, внушаемому своим союзникам – левым эсерам и общественности, являлось основной задачей ВРК [296]. Ленин торопился потому, что в любой момент могли в город прибыть верные правительству войска, за которыми направился Керенский.

В 0 часов 50 минут 26 октября В.А. Антонов-Овсеенко и Г.И. Чудновский отдали приказ о занятии Зимнего. Антонов-Овсеенко вспоминал: «…вообще вся атака Дворца носила совершенно беспорядочный характер. Наконец, когда удалось выяснить, что юнкеров остается уже немного, мы с Чудновским повели атакующих внутрь Дворца. Юнкера при нашем входе сопротивления уже не оказывали, и мы свободно проникли в глубь Дворца в поисках Временного правительства» [297]. Было 2 часа ночи.