Александр Зимин - Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в.

Пафнутий родился в 1394 г. в семье небогатого боровского вотчинника. Дед его был крещеным татарским баскаком. Двадцати лет Пафнутий постригся в Высоком монастыре в Боровске. Здесь он поступает в «ученичество» к старцу Никите, ученику Сергия Радонежского (Троицкий монастырь входил в состав владений серпуховско-боровских князей). По воле князя Семена Владимировича Пафнутий ставится игуменом Высокого монастыря [798] Дата поставления Пафнутия в игумены в его житии (1434 г.) неверна, ибо князь Семен умер еще осенью 1425 г. и похоронен был в Троицком монастыре (ПСРЛ. Т. 27. С. 101). . В Высоком монастыре он пробыл 20 лет и в апреле 1444 г. покинул его, основав неподалеку, в Суходоле, во владениях князя Дмитрия Шемяки, новый монастырь [799] Суходол в 1432–1433 гг. завещан был князем Юрием Дмитриевичем своему сыну Дмитрию Красному (ДДГ. № 29. С. 74). В 1440 г. князь Дмитрий умер. По докончанию 1447 г. Василия II с Князем Василием Ярославичем Суходол пожалован был этому боровскому князю. Но в договоре предусматривалась возможность замирения великого князя с Дмитрием Шемякой и передачи ему Суходола (ДДГ. № 45. С. 130). Следовательно, после 1440 г. Суходол мог принадлежать некоторое время Дмитрию Шемяке. . Это вызвало неудовольствие нового боровского князя — Василия Ярославича. Он даже послал некоего татарина, «еже запалити основание обители отца», т. е. Пафнутия [800] См.: Будовниц. С. 224–228; Зимин А.А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России (конец XV–XVI в.). М., 1977. С. 42–45. . После разгрома Василием II Дмитрия Шемяки Суходол был снова передан Василию Ярославичу, а с ним под покровительство боровского князя перешел и Пафнутьев монастырь. Впрочем, уже в 1456 г. князь Василий Ярославич попал в заточение, а его удел вошел в состав великокняжеских владений.

Судя по житию Пафнутия, боровский игумен пользовался большим уважением в великокняжеской семье, что не мешало ему оставаться почитателем своего старого патрона — Дмитрия Шемяки. Ходили слухи, что Пафнутий даже самого Иону «не велел звати митрополитом», поскольку тот запретил поминовение умершего князя Дмитрия. Сам же боровский игумен не подчинился этому распоряжению главы русской церкви. Тогда Иона заточил Пафнутия в темницу в Москве. Однако авторитет боровского игумена был настолько велик, что митрополит вынужден был «смириться» с этим упрямцем и не только отпустить его из темницы, но и «повиниться» перед ним. Шемяку же Пафнутий продолжал поминать по-прежнему [801] Постриженик Пафнутьева монастыря Иосиф Волоцкий позднее вспоминал: «А митрополит Иона о том брань положил на Пафнотья и по него послал, и на Москву его свел… и в темницу послал». Кончилось же дело тем, что «Иона-митрополит смирился и сам пред Пафнотием повинился, и мир дав ему, и дарова его, и отпусти его с миром» (Послания Иосифа Волоцкого. С. 365–366). .

Позднее панегиристы Ионы «переписали» историю. Автор Похвального слова Ионе (1546/47 г.) изображал дело так, что Пафнутий находился в заточении «довольно, дондеже сьвръшенно покаяние с смирением положи» [802] ГИМ. Синод. собр. № 55. Л. 654; Макарий. История русской церкви. Т. VI. СПб., 1870. С. 17. Подробнее см.: Зимин А.А. Крупная феодальная вотчина… С. 42–45. .

Вскоре после гибели Дмитрия Шемяки в Боровский монастырь явился постригшийся в монахи его убийца. Узнав об этом, Пафнутий изобличил его перед всей братьею и отказался принять в своей обители [803] См.: Зимин А.А. Крупная феодальная вотчина… С. 44, 45. .

Со смертью Дмитрия Шемяки его ореол не померк в районах, где он действовал. Культ галицких князей сохранялся в Галицкой земле даже в XVII в. Составитель позднего жития Паисия Галицкого писал, что он не знает, «каковыя ради вины» приключилась вообще распря между Василием II и Дмитрием Шемякой. Летописец солигаличского Воскресенского монастыря поместил сведение о смерти Дмитрия Шемяки «с пиететом, причем он назван великим князем» [804] Преображенский А.А. Летопись Воскресенского монастыря, что у Соли Галичской // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 237, 242. .

Прозвище Шемяка было распространено в районах» связанных с влиянием галицких князей. Возможно, еще князь Александр Андреевич Шаховской получил его в силу семейных связей с Шемякой (в конце XV в. он служил князю Андрею Васильевичу Большому) [805] Редкие источники. Вып. 2; С. 106–107. Это же прозвище было в середине XVI в. у князя Ивана Васильевича Пронского и у сына князя Данила Гагарина, происходившего из среды стародубских князей (Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. I. Ч. II. М., 1977. С. 263; Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. М., 1950. С. 188). . В 1538 г. упоминается Иван Шемяка Долгово Сабуров (Сабуровы — костромичи). Шемяка Истомин Огорелков (1562 г.), очевидно, происходил из семьи вологодских Огорелковых. Дворовые люди с именем Шемяка фигурируют в XVI в. в новгородских писцовых книгах [806] Новгородские писцовые книги, изданные Археографическою комиссией. Т. IV. СПб., 1886. Стб. 351, 423. . На Двине упоминается в 1550 г. владелец соляной варницы Василий Шемяка [807] АЮ. № 135. С. 158. . Крестьянин Шемяка Сысуев упоминается в 1579 г. на Суздалыцине [808] АЮ. № 46. С. 92. , а Шемяка Васильев сын Смолин — в 1608 г. в Вологде [809] АЮ. № 423. С. 458. Существовал крест с надписью об убитом татарами в 1521 г. под Москвой Тимофее Шемяке Григорьеве сыне (см.: Федотов-Чеховский А. Акты, относящиеся до гражданской расправы древней России. Т. 2. Киев, 1863. № 151. Стб. 543). О прозвище Шемяка см. также: Тупиков Н.М. Словарь древнерусских личных собственных имен. СПб., 1903: Лапицкий. И.П. Повесть о суде Шемяки и судебная практика второй половины XVII в. // ТОДРЛ. Т. VI. М.; Л., 1948. С. 82–83; Веселовский С.Б. Ономастикон. М., 1974. С. 365. .

В позднейшей промосковской церковной литературе намечается отчетливая тенденция изобразить Дмитрия Шемяку неким извергом. Так, в житии Григория Пельшемского рассказывается, что в 1430 г. Шемяка подошел к Вологде «в зимнее время с силою многою и около града Вологды села воеваша, а християнство губяще, а градским людем, во граде седящим в осаде, и не смеяху с князем бранитися. Православное християнство мнози побиени быша воинством князя того немилостиваго, ово гладом умерша, а инии мразом изомроша, и мнози безвестно погибоша и разыдошася…». Григорий якобы увещевал Шемяку «отвратиться» от злых дел. Князь разъярился, приказал сбросить его с помоста, но тот чудом остался жив [810] ГБЛ. Собр. Ундольского. № 298. Л. 14 об.-16; Будовниц, С. 180. . Хронология рассказа сбивчива. Речь могла идти о каких-то воспоминаниях о походе Василия Косого под Вологду в 1435 г. или Дмитрия Шемяки в 1449/50 г. Согласно житию, Григорий крестил детей князя Юрия Дмитриевича, что делает, по И.У. Будовницу, рассказ о событиях на Вологде весьма сомнительным [811] ГБЛ. Троицк, собр. № 694. Л. 589–589 об. По второй редакции Жития Григория Пельшемского, Григорий якобы в 1431 г. ходил к князю Юрию в Москву и просил его отказаться от великого княжения в пользу Василия II (л. 594–594 об.). По житию, Григорий якобы умер в возрасте 127 лет в 1448 г. .