Грег Кинг - Первая мировая. Убийство, развязавшее войну

Теперь Австрии нужно было узнать реакцию Германии на случай возможного конфликта с Сербией. С этой целью Франц Иосиф писал кайзеру страстные, осуждающие письма: «Эта орда криминальных агитаторов в Белграде… Кровавое дело было работой не одного человека, но хорошо спланированным заговором, нити которого тянутся в Белград. Хотя не представляется возможным полностью доказать соучастие правительства Сербии, никто не может усомниться в том, что его идея объединения южных славян под сербским флагом несомненно поощряет такие преступления, как и в том, что сложившаяся ситуация представляет угрозу для моего Дома и нашей страны. — И добавлял: — Задачей, стоящей перед моим правительством, я вижу изоляцию и ослабление Сербии».

Возмущение убийством своего друга и отношение к Сербии как к нации бандитов подтолкнули Вильгельма II на согласие с планируемыми действиями Австрии. Необходимо было быстро разделаться с беспокойной балканской страной. Все должно было быть сделано до того, как какая-нибудь другая страна сумела бы выдвинуть свои возражения или вмешаться. Он сказал, что это «чисто австрийские дела» и в них не должны фигурировать немецкие военные. Кайзер не планировал войну, но, скорее, был готов поддержать ограниченное военное вторжение, призванное, среди прочего, разоблачить членов сербского правительства, помогавших заговорщикам. Он был уверен, что Россия не заступится за Сербию, так как «царь не поддержит» королевских убийц. Сербия тогда будет вынуждена принять требования Австрии, и вопрос решился бы в течение нескольких дней.

Но Австрия затягивала развитие событий. Чиновники в Вене потратили около двух недель за спорами и составлением списка формальных требований, которые предстояло выдвинуть Сербии. Составленный документ не был, как это часто представляют, ультиматумом, предполагающим начало военных действий в случае отказа. Скорее, австрийская нота была демаршем — формальным перечнем требований к Сербии, с указанием отводимого на их выполнение времени и угрозой разрыва дипломатических отношений в случае отказа.

Все, включая должностных лиц в Белграде, знали, что это должно было произойти. Через свои дипломатические каналы Сербия дала понять, что ее сотрудничество будет ограниченным. За неделю до того, как пришла эта нота, Белград распространил заявление, в котором сообщалось, что любые требования создания единой австро-сербской комиссии по расследованию будут отклонены; что подозреваемые в причастности к убийству не будут переданы Австрии; что будут игнорироваться любые требования прекратить работу националистических обществ и что будут отклонены любые требования введения цензуры относительно печатных изданий, приветствовавших убийство, так как это будет означать «иностранное вмешательство во внутренние дела». Несколькими днями спустя Пашич предупредил членов сербских дипломатических миссий, что их страна «никогда не согласится на выполнение требований, направленных против достоинства Сербии, и что это неприемлемо для любой страны, которая дорожит и сохраняет свою независимость».

В шесть часов вечера в четверг австрийский министр в Белграде передал демарш министру финансов Сербии. После краткого изложения доказательств того, что убийство было спланировано в Белграде при участии сербских официальных лиц, он представил десять выдвинутых требований. К этим требованиям относились: запрещение всех публикаций с антиавстрийской пропагандой; ликвидация сербских националистических обществ, пропагандирующих применение насильственных мер против Австрии; запрещение антиавстрийской пропаганды в сербских образовательных учреждениях; увольнение всех военных и гражданских чиновников, поддерживающих антиавстрийскую пропаганду; запрещение всех призывов за объединение Сербии и Боснии; совместное расследование убийства и арест всех подозреваемых в причастности к нему; немедленный арест Танкосича и Цигановича; Сербия гарантирует, что будет прекращена незаконная переправка в Боснию через ее границу оружия и взрывчатых веществ и предпринимает меры по наказанию официальных лиц ее пограничной службы, оказавших содействие в переправке через границу заговорщиков; официальные сербские лица предоставляют объяснение своих антиавстрийских высказываний; правительство Сербии предоставляет доказательства того, что выполнило все указанные выше требования. В примечании к документу приводились полученные от заговорщиков показания и содержалось требование предоставить ответ на вручаемую ноту не позднее 18.00, субботы, 26 июля.

Конечно, список выглядел внушительным и устрашающим. Сэр Эдуард Грей, министр иностранных дел Великобритании, охарактеризовал его как «самый грозный документ из всех, что мне приходилось видеть, направленный от лица одного государства другому независимому государству». Но в ретроспективе, если не брать в расчет нереально короткий срок, данный на ответ, требования Австрии нельзя было считать необоснованными. На территории Сербии готовились террористические группы, а антиавстрийская пропаганда велась в школах и на страницах газет. Члены военной элиты и представители разведки вооружали и обучали террористов; сербские чиновники помогли террористам пересечь границу с Боснией, а членам сербского правительства, включая премьер-министра, было заранее известно о готовящемся заговоре. Пашич поставил вопросы личной безопасности и своего переизбрания на второй срок над проблемой дальнейшей судьбы своей страны. Сербия могла предотвратить совершение этого убийства, но позволила ему произойти и намеренно предоставила Вене лишь двусмысленные предупреждения о возможной опасности визита в Сараево. «Если правительство не в силах обеспечить исполнение закона в пределах своей собственной территории, если не может предотвратить использование своей территории для нанесения вреда другим странам — тогда оно теряет право на собственный суверенитет», — отмечал историк Дэвид Фромкин.

Сербский кронпринц Александр, выступающий в роли регента при своем отце, сразу же довел до России текст ультиматума. «Требования, содержащиеся в Австро-Венгерской ноте, — телеграфировал он царю Николаю II, — являются крайне унизительными для Сербии и несовместимы с ее достоинством независимого государства». Добавив, что его страна рассмотрит только основные пункты этих требований, он обратился к «благородному славянскому сердцу» царя и попросил его приехать для защиты Сербии «как можно скорее». В течение дня пришел ответ. Наследный принц «мог быть уверенным», писал царь, что «Россия ни в коем случае не останется безучастной к судьбе Сербии». Заручившись этими заверениями, Белград решил рискнуть. Сыграли свою роль и политические соображения: через месяц в Сербии должны были состояться выборы, и Пашич не мог позволить, чтобы его рассматривали как слабого политика, уступившего Австрии.