Николай Цветков - Гений зла Сталин

28 мая.

По данным итальянской разведки, моральное состояние немецкой армии очень плохое со всех точек зрения. Повсеместно наблюдается упадок духа, и перспектива новой зимы, которую придется провести на русском фронте, приводит военных в отчаяние. По-прежнему много самоубийств среди солдат, предпочитающих смерть возвращению на фронт.

27 мая.

Итальянский журналист Сорретино, возвратившийся из России, рассказал, что немцы ведут себя с поразительной, преступной жестокостью, которую трудно себе даже представить. Массовое уничтожение населения, насилие над женщинами, убийство детей.

С другой стороны, твердая решимость русских сражаться и стоять насмерть, не теряя ни на минуту веры в победу. А мораль немецких войск пала невероятно низко.

27 августа.

Во время продолжительных переговоров Риббентроп высказывал сдержанные, хотя и оптимистические, оценки. Прежние заявления: „Мы уже выиграли войну“ теперь сменились на слова: „Мы не можем проиграть эту войну“. Это уже совсем другая песенка. Он говорил о России, как о крепком, очень крепком орешке, и думал, что даже японское нападение не могло бы привести Советы к поражению.

12 ноября.

В Ливии немецкий главнокомандующий в Северной Африке бежит сломя голову. Большие трения между немецкими и итальянскими войсками… Дело доходит даже до перестрелок. Немцы забрали для своих нужд все грузовики, чтобы драпать побыстрей, и оставили итальянские дивизии в пустыне, где масса людей умирает от голода и жажды.

18 декабря.

Когда Чиано прибыл в ставку Гитлера в Берлине, никто из немцев не скрывал ни от него, ни от его сотрудников подавленности, в которую их ввергла весть о крахе на русском фронте. Вину за это они открыто пытаются переложить на итальянцев.

21 января.

Дуче заявил о решимости идти с Германией до конца. Надеется, что „пятьсот танков „Тигр“, пятьсот тысяч резервистов, призываемых под ружье, и новое немецкое оружие еще могут в корне изменить обстановку…“

22 января.

Дуче полагает, что сегодняшнее сообщение немцев о ходе военных действий — самое худшее за всю войну. Прорыв в Сталинграде, отступление почти по всему фронту.

25 января.

Объявлено о сдаче немцами Воронежа». (Журнал «За рубежом», 1985, № 27.)

Ни в одной области человеческой деятельности не стоит столь остро вопрос о качестве руководства людьми, как в вооруженной борьбе, — здесь приходится расплачиваться кровью. Вот почему руководить войсками в боевой обстановке методом «проб и ошибок» не только недопустимо, но и преступно.

Максимально избежать просчетов можно только при высоком профессионализме командного состава, глубоком знании ими боевого опыта и способов действий противника. Именно таких кадров нам крайне не хватало в начальный период войны.

В результате уничтожения многих тысяч командного состава в предвоенный период большинство командных и штабных должностей заняли недостаточно опытные и подготовленные люди, которые в сложных условиях начального периода допускали много промахов. Истребив целые слои командного состава, Сталин поставил в исключительно сложное положение и тех, кого он выдвинул на их места, например, командующего войсками Западного фронта генерала армии Д.Г. Павлова и командующего войсками Юго-Западного фронта генерал-полковника М.П. Кирпоноса.

Как писал начальник Военно-воздушной академии имени Ю.А. Гагарина маршал авиации Н.М. Скоморохов, «…ни в одной армии мира так преступно не расправлялись с командными кадрами, как это происходило у нас. Необоснованные репрессии в предвоенные годы выбили немало прекрасных, умных военачальников. К управленческому рулю в результате приходили люди, не очень отягощенные опытом стратегического мышления. Вспомним Рычагова, который возглавил ВВС в предвоенный период. Отважный, умелый, одаренный летчик. Сражался в Испании командиром отряда… Но разве этого достаточно, чтобы через 3 года возглавить ВВС страны?.. На этом посту нужен стратег, ученый, теоретик, практик, реформатор — и все это в соединении…» («Чему нас научила война». «Литературная газета», 11.05.1988 г.)

Свирепость расправ в мирное время была платой за страх диктатора утратить свою власть. Наиболее крупные ошибки, порой трагические, совершались в высшем звене руководства войсками. Это касается прежде всего Сталина, который, по оценке Г.К. Жукова, перед войной и в начале ее имел весьма смутное представление о военном деле. Тем не менее, начиная с весны 1941 года, на протяжении полутора лет Сталин мало считался с мнениями военных специалистов, возомнив себя единственным стратегом. Только суровая действительность войны поубавила его амбиции полководца.

В предвоенный период вопросы образования высших государственных и стратегических органов по руководству войной и жизнедеятельностью страны на время войны не были решены правительством и Политбюро.

Перед войной нарком обороны и начальник Генштаба неоднократно просили Сталина, Молотова, Ворошилова рассмотреть проекты документов по организации Верховного командования, а также вопросы строительства командных пунктов Верховного командования и организации управления фронтами и внутренними округами, но им каждый раз говорили: «Подождать с этими вопросами», а Ворошилов был вообще противник каких бы то ни было планов войны, опасаясь того, что они могут стать известными разведке противника. И в этой нелепости его нельзя было переубедить.

До 10 июля главкомом и председателем Ставки был маршал Тимошенко, но это был юридический главком. Фактически им был Сталин. Без его утверждения Тимошенко не имел возможности отдавать войскам какие-либо принципиальные распоряжения. Сталин постоянно вмешивался в ход событий, в работу главного командования. По нескольку раз в день он вызывал Главкома и начальника Генштаба в Кремль, страшно нервничал, бранился и всем этим поведением только дезорганизовывал и без того недостаточно организованную работу Главного командования в сложившейся напряженной обстановке.

Особенно тяжелым было начало войны. В первый же день войны было уничтожено около 1200 наших самолетов, причем подавляющее их большинство — на аэродромах.

Для советского командования было полной неожиданностью продвижение немецких ударных групп к исходу первого дня войны в глубь нашей территории на 50–60 км.

Известно, что с обращением к стране выступил по радио Молотов, а не Сталин. Это произвело на людей неприятное впечатление. Как оказалось, Сталин был совершенно парализован в своих действиях. В первые часы войны он находился в Кремле, где в его кабинете собрались некоторые члены Политбюро.