Уинстон Черчилль - Вторая мировая война

В заключение своей речи он сказал:

«Мы, возможно, потеряем Египет или, может быть, мы не потеряем Египта – я молю Бога, чтобы мы его не потеряли, – однако, когда премьер-министр, который говорил, что мы удержим Сингапур, что мы удержим Крит, что мы разгромили германскую армию в Ливии, когда я читаю, что он сказал, что мы удержим Египет, моя тревога усиливается… Как можно полагаться на суждения, которые столь последовательно оказывались неправильными? Палата общин должна решить это. Подумайте о том, что поставлено, на карту. За первые 100 дней мы потеряли нашу империю на Дальнем Востоке. Что произойдет в следующие 100 дней? Пусть каждый член палаты голосует в соответствии с тем, что ему подсказывает совесть».

Я выступил после этой сильной речи, закрывая прения. Палата была переполнена. Естественно, я привел все доводы, какие у меня были:

«Эти продолжительные прения достигли сейчас последнего этапа. Какой это был замечательный пример неограниченной свободы наших парламентских институтов во время войны! Все, что можно было придумать или вспомнить, было использовано, чтобы ослабить доверие к правительству, использовано, чтобы доказать, что министры некомпетентны, и ослабить их уверенность в своих силах, чтобы заставить армию не доверять поддержке, которую она получает от гражданских властей, чтобы заставить рабочих потерять доверие к оружию, которое они с таким усердием производят, чтобы изобразить правительство как группу ничтожеств, над которыми возвышается премьер-министр, а затем подорвать его доверие к себе и, если возможно, доверие к нему нации. Все это изливалось по телеграфу и радио во все части света, вызывая горечь у наших друзей и восторг у всех наших врагов. Я сторонник этой свободы, которой не стала бы и не посмела бы воспользоваться никакая другая страна в период такой смертельной опасности, какую мы сейчас переживаем. Но дело этим не кончается, и я сейчас призываю палату общин обеспечить, чтобы оно этим не окончилось.

Военные неудачи последних двух недель в Киренаике и Египте полностью изменили положение не только на этом театре, но на всем Средиземном море. Мы потеряли больше 50 тысяч солдат, очень большую часть из них пленными, большое количество материалов, и, несмотря на тщательно организованное уничтожение, большие запасы попали в руки врага. Роммель продвинулся почти на 400 миль через Пустыню и теперь приближается к плодотворной дельте Нила. Вредное влияние этих событий в Турции, Испании, Франции и во Французской Северной Африке пока нельзя определить. В настоящий момент мы переживаем невиданный со времени падения Франции упадок наших надежд и перспектив на Среднем Востоке и на Средиземном море. Если бы кто-нибудь захотел извлечь выгоду из катастрофы и считал себя способным нарисовать картину в еще более мрачных красках, то он, конечно, может это сделать.

Мучительная черта этой печальной картины заключается в ее внезапности. Падение Тобрука с гарнизоном около 25 тысяч солдат в течение одного дня было совершенно неожиданным. Этого не ожидали не только палата и широкая публика, но и военный кабинет, начальники штабов и генеральный штаб армии.

Этого также не ожидали генерал Окинлек и высшее командование на Среднем Востоке. Вечером накануне падения Тобрука мы получили телеграмму от генерала Окинлека о том, что он выделил гарнизон, который, по его мнению, является достаточным, что оборонительные сооружения находятся в хорошем состоянии и что войска обеспечены запасами на 90 дней. Была надежда, что мы сможем удерживать очень сильные позиции по линии соприкосновения наших войск с врагом, которые были построены немцами и улучшены нами, – от Эс-Саллума до Халфайского прохода, от Капуццо до Форт-Маддалена. От этих позиций под прямым углом назад проходит наша вновь построенная железная дорога, и мы больше не занимали, как это называют, фланговых позиций, обращенных спиной к морю, как это было на первых этапах новой битвы в Ливии. Генерал Окинлек надеялся удерживать эти позиции до тех пор, пока мощные подкрепления, которые приближались и отчасти прибыли, не позволят ему предпринять гораздо более энергичную попытку захватить инициативу для контрнаступления…

Когда в воскресенье утром 21 июня я вошел в комнату президента, я был очень поражен, получив сообщение о падении Тобрука. Мне трудно было поверить этому сообщению, однако через несколько минут прибыла телеграмма, адресованная мне лично из Лондона. Я надеюсь, палата поймет, какую острую боль это причинило мне. Она была усилена тем, что я в это время выполнял важную миссию в стране, являющейся одним из наших великих союзников.

Иногда люди слишком легко приходят к заключению, что если правительство сохраняет хладнокровие и имеет крепкие нервы при неудачах, то его члены не воспринимают неудачи страны так остро, как их воспринимают независимые критики. Наоборот, я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь ощущал большее горе или боль, чем те, кто несет ответственность за общее руководство нашими делами. Я был еще более огорчен в следующие дни, когда читал искаженные сообщения о настроениях в Англии и в палате общин. Палата не имеет никакого представления о том, как изображаются ее заседания, по ту сторону океана. Отдельные члены палаты или независимые, которые не представляют никакой организованной группировки политической силы, делают здесь запросы, выступают с комментариями, которые передаются по телеграфу дословно и которые часто совершенно честно воспринимаются как точка зрения палаты общин. Кулуарные сплетни, слухи из курительной комнаты и разговоры на Флит-стрит [128]превращаются в серьезные статьи, которые показывают, что вся основа английской политической жизни потрясена и колеблется.

Этот парламент несет особую ответственность. Он присутствовал при зарождении бед, которые постигли мир. Палата должна быть постоянным стабилизирующим фактором в государстве, а не орудием, с помощью которого недовольные газеты могут пытаться создавать один кризис за другим. Для того чтобы демократия и парламентские институты восторжествовали в этой войне, абсолютно необходимо, чтобы опирающееся на них правительство имело возможность действовать и рисковать, чтобы слуг короны не изводили придирками и ворчанием, чтобы вражеская пропаганда без нужды не получала пищу из наших собственных рук и чтобы наша репутация не умалялась и не подрывалась во всем мире. И, наоборот, воля всей палаты должна быть проявлена в наиболее важных случаях.

Важно, чтобы не только те, которые выступают с речами, но и те, которые наблюдают, слушают и судят, также считались фактором в мировых делах. В конце концов мы все еще боремся за свою жизнь и за то, что нам дороже самой жизни. Мы не имеем права считать, что победа обеспечена. Она будет обеспечена лишь в том случае, если мы не отступим от своего долга. Трезвая и конструктивная критика, или критика на закрытых заседаниях, имеет свои большие достоинства. Однако долг палаты общин заключается в том, чтобы поддерживать правительство или сменить правительство. Если она не может сменить его, она должна поддерживать его. В военное время нет подходящего среднего курса.