Сергей Сергеев-Ценский - Севастопольская страда (Часть 2)

- Но ведь это же явная шайка мерзавцев! - не выдержав, крикнул Пирогов.

Врач втянул голову в плечи и повел ею вправо и влево, а убедившись, что госпитального начальства поблизости нет, добавил:

- Вопрос о хинине в Керчи требует расследования на месте, а с пиявками это уж нам самим пришлось иметь дело.

II

В это время, переправившись через рейд на баркасе, два солдата одного из пехотных полков принесли своего земляка со свежей тяжелой раной: осколком бомбы размозжило ему ногу ниже колена.

Раненый был крепкий на вид малый из молодых рекрутов. Пирогов осмотрел его сам и спросил:

- Как зовут?

- Рядовой Арефий Алексеев, - бодро ответил раненый.

- Вот что, друг Арефий, придется ведь тебе эту ногу отрезать, она уж отслужила свое.

- Воля ваша, резать если, так, значит, режьте, - спокойно сказал Арефий, и его понесли в операционную на черных от крови носилках те же самые двое, которые доставили его сюда из города.

Пирогов делал ему ампутацию сам; Арефий же под хлороформенной повязкой лежал неподвижно, а когда очнулся, наконец, ему уже забинтовывали остаток ноги.

- Что, уж как следует я безногий теперича? - спросил одного из своих земляков Арефий.

- В лучшем виде, - ответил земляк, поглядывая на Пирогова, а Пирогов тоже отозвался весело:

- Теперь, брат Арефий, дело твое в шляпе... Ничего, и без ноги до ста лет доживешь.

- А шинель моя игде? - принял деловитый вид раненый, обратясь к одному из земляков. - Достань, Рыскунов, там в кармане узелок есть махонький...

Рыскунов проворно засунул руку в карман его шинели и вытащил грязную тряпицу, завязанную узлом.

- Это, что ли?

- Это самое и есть!

И Арефий принялся развязывать крепкий узел, помогая рукам зубами. Наконец, осторожно достал из тряпицы две рублевых ассигнации и одну из них протянул Пирогову.

- Ваше благородие, вот, получите от меня за праведные труды ваши, проговорил он торжественно. - Сам вижу, что постарались вы мне хорошо ногу отрезать, так что я и боли от этого никакой не поимел! Возьмите, дай, вам бог здоровья, сколько могу, ваше благородие!

- Вот он! Видали, какой! - улыбаясь, кивнул на него Пирогов, обернувшись к Обермиллеру и Сохраничеву; а Калашников не утерпел, чтобы не сделать замечания раненому:

- Эх, деревня ты! Что же ты его превосходительство благородием зовешь?

- Превосходительство нешто? - удивленно и растерянно несколько впился глазами в широкую пироговскую плешь Арефий: трудно было и поверить, чтобы генералы делали операции.

Пирогов же отвел его руку с ассигнацией и сказал улыбаясь:

- Много это ты мне даешь, друг Арефий, - половину своего состояния! Спрячь-ка свою рублевку: на костыль она тебе пригодится, а ноги резать, хоть я и превосходительство, я обязан, за то я жалованье свое получаю.

Арефий понял, что вышло у него как-то не совсем ловко, хотя и от чистого сердца, рублевку приложил к той, какая осталась в тряпице, и проговорил покраснев:

- Прощенья просим, ваше превосходительство!

- А чаю не хочешь? - быстро спросил его Пирогов.

- Чаю? Пок-корнейше благодарим! - по-строевому ответил Арефий, но, поглядев на земляков, которые улыбались, улыбнулся робко и сам и добавил: - А может, заместо чаю водочки чарку пожалуете, ваше превосходительство, для сугрева тела?

- Можно, братец! Вполне можно дать тебе водки чарку, - тут же согласился Пирогов, и скоро Арефию принесли прямо в операционную водки в оловянной чарке казенного образца.

Арефий подтянулся оживленно, оперся на локоть, наклонил голову в сторону Пирогова, пробормотал радостно: <����За ваше здоровье!>, вытянул ее всю, не отрываясь, крякнул, зажмурил глаза, покрутил блаженно шеей, обтер губы согнутым пальцем и сказал вдруг совсем уже неожиданным, детски просительным тоном:

- Ваше превосходительство! Что я вам хотел доложить, не осерчайте! Товарищам вот моим двоим, как они ради меня очень дюже старались, доставили меня, куда надо было, - неужто нельзя им будет тоже по чарке поднесть? Ведь они труда сколько понесли ради меня, а?

- Верю, братец, верю, - заулыбался ему во весь свой широкий добродушный рот Пирогов. - Непременно и им дадим по чарке водки: заслужили.

- Пок-корнейше благодарим, ваше превосходительство! - вытянувшись по-строевому, отчеканили оба егеря, во все глаза глядя на странного лекаря.

III

Несколько часов провел Пирогов в госпитале, опрашивая и осматривая раненых, иногда же лично делая операции тем, у кого еще не были вынуты из тела штуцерные пули или мелкие осколки разрывных снарядов: хирургов в Севастополе было мало, раненых в результате Инкерманского боя насчитывалось до семи тысяч, кроме того, ежедневно поступали новые после дневных, хотя и довольно вялых, бомбардировок и ночных вылазок.

Раненные на Инкерманских высотах, правда, деятельно вывозились из Севастополя в тыл на тех <����орудиях пытки>, какие встречались и Пирогову; эти несчастные оглашали безответную, утонувшую в дождях и грязи степь своими стонами.

Но на смену раненым в госпитали начали поступать сотнями больные <����пятнистой горячкой>, <����тифусом>, то есть сыпняком, который в те времена приписывался скверному воздуху и сырости землянок на бастионах и бивуаках и миазмам от неубранной падали и непохороненных человеческих трупов жертв войны.

Пирогов остро чувствовал свое бессилие чем-нибудь помочь в этом гарнизону крепости и полевым войскам.

- Конечно, - говорил он врачам госпиталя, - в первую голову надо бы распорядиться закопать всю падаль, которая тут чуть что не на каждом шагу повсюду...

- Даже и в бухте плавает, - дополняли врачи.

- Вот видите! В бухте - посреди города!.. Я, конечно, прислан сюда в распоряжение главнокомандующего, однако же я, к сожалению, не то чтобы и полномочное начальствующее лицо, - вот в чем штука! Начальник по медицинской части у вас тут, как я уже слышал, Шрейбер генерал-штаб-доктор и тоже действительный статский советник.

- Мы его видели только один раз, - вставили врачи.

- Где же его больше и видеть? Он, конечно, все отчеты составляет о движении раненых и больных и прочие бумаги пишет, - как же его увидеть? А нет чтобы отправить хотя бы целый батальон, чтобы закопать всю падаль в окрестностях и трупы похоронить, где они остались неубранными... А на дороге к Симферополю, может быть, вся тысяча палых волов и лошадей лежит в грязи! Ведь можно себе представить, что будет тут, в Севастополе, весною, если не позаботятся их закопать теперь же! Я, конечно, буду докладывать об этом лично его светлости, но... за успех не ручаюсь... хотя всячески пытаться буду его убедить.

В тот же день Пирогов со своим штабом переправился в город, чтобы осмотреть главный перевязочный пункт, помещенный в доме Дворянского собрания, и другие столь же печальные места.