Сергей Сергеев-Ценский - Севастопольская страда (Часть 2)

Немного же дальше, у пирожницы, другой солдат нашел в купленном у нее пирожке, в начинке, кусок тряпицы и, потрясая им, кричал на нее:

- Что же ты, лярва, с холстиной какой-то пирожки продаешь!

- А тебе беспременно за твой пятак да чтобы с ба-архатом! отзывалась зубастая торговка, и солдаты и матросы кругом хохотали.

Какая-то ухватистая старушка умудрилась тут же, посреди грязи, поставить жаровенку и кадушку с тестом и печь оладьи. Шлепала куски теста в шипящее на сковородке постное масло и приговаривала:

- Вот, солдатики-братики, начистоту действую, без омману!.. Вот у всех на глазах пеку без омману, - кушайте на здоровьичко!

Другие бабы шли с узлами и узелками в сторону блиндажей, несли вымытое, выглаженное на рубеле скалкой белье офицерам, а может быть, и своим мужьям - матросам и солдатам. Витя знал, что они, конечно, матроски и солдатки и живут здесь же поблизости, на Малаховом и на Корабельной, хотя видел, проходя, что на Малаховом иные домишки сгорели, от иных остались только кучки камней, глины и сору.

Корниловский бастион оказался куда более людным и оживленным, чем батарея Жерве. Правда, здесь стояло уже в то время сорок три разных орудия, однако все крупных калибров - от шестидесятивосьмифунтовых до пудовых единорогов.

Витя продвигался медленно, ища глазами кого-нибудь такого, к кому можно было обратиться со своим вопросом об адмирале Истомине, и вдруг неожиданно встретился с унтер-офицером Бородатовым, иногда заходившим к ним в дом, к хорошему знакомому своему - Дебу.

Витя знал, что тот года три назад был разжалован из подпоручиков инженерного ведомства в солдаты до выслуги - за то, что держал у себя какие-то вольнодумные книги.

Знакомое лицо бывшего подпоручика, сухощавое, но веселое, несмотря на солдатскую лямку, которую он нес, сразу притянуло к себе Витю.

- Вы чего тут? - спросил, улыбаясь, Бородатов.

- А вы? - полюбопытствовал Витя.

- Я-то по делу: получил вот наряд на ночные работы, - хлопнул себя по карману шинели Бородатов. - А вот вас здесь раньше видеть не приходилось.

- Я... тоже по делу, - несколько замялся Витя.

- А именно?

- Хочу поступить сюда волонтером...

- А-а, вон что, - нисколько не удивился Бородатов.

- Мне бы к адмиралу Истомину надо... Как вы думаете, можно это?

- Отчего же вам, юнкеру, нельзя? - сделал ударение на <����юнкеру> Бородатов, у которого, между прочим, как заметил Витя, не только борода плохо росла, но и усы были реденькие, жиденькие и какого-то совсем неопределенного цвета.

- Можно, вы думаете?.. А как же именно? - оживился Витя.

- Да ведь адмирал - не иголка, найти его ничего не стоит, благо тут же он и живет в башне... Впрочем, я его как будто сейчас даже и видел где-то здесь... - И Бородатов обернулся, поглядел по сторонам и добавил: Да вот же он - своей персоной? Смотрите вон на ту траншею и держите направление туда... Желаю удачи!

Откланялся, все еще щеголяя незабытой офицерской выправкой, и пошел дальше, а Витя, поймав глазами Истомина, боялся потерять его из виду и быстро зашагал, не разбирая, где суше.

Витя никак не думал, что Истомин так же точно, как и Нахимов, не расстался еще со своею флотской парадной формой; на нем, будто он был на судне, плотно сидел длинный наваченный на груди сюртук с густыми контр-адмиральскими эполетами и черные брюки. Уже один этот привычный, мирного времени, костюм адмирала заставил Витю сразу же оробеть, но Истомин, заметив это, спросил сам:

- Что вы пришли мне доложить? - и поднял ожидающе почти безволосые брови.

- Ваше превосходительство, я прошу разрешить мне зачислиться волонтером во вверенное вам отделение, - без запинки, как рапорт на вахте, проговорил Витя, так как фразу эту он приготовил заранее.

- Волонтером? Вот что! И на какую же должность? - чуть улыбнулся Истомин.

- Прислугой к орудию, ваше превосходительство! - весь напрягаясь, чтобы стоять, как в строю, ответил Витя.

- Ваша фамилия?

- Роты юнкеров Зарубин, ваше превосходительство.

- А-а! Сын капитан-лейтенанта Зарубина? - качнул головой Истомин. Впрочем, он ведь теперь уже в отставке... Как его здоровье? Ходит?

Вите показалось, что лучше будет, если сказать, что отец не только ходит, но даже хорошо ходит; он так и сказал и ждал того самого вопроса, какой уже слышал от Жерве, чтобы на него ответить, как он придумал, но Истомин спросил:

- А разве у вашего отца есть еще сыновья, кроме вас?

Этот вопрос ошеломил Витю, потому что он слышал не один раз раньше о <����единственных> сыновьях, и снова у него предательски горячи стали уши. У него мелькнула было мысль ответить: <����Есть еще один моложе меня>... - но он берег ложь для более важного. Он ответил вопросом, который вдруг вытолкнуло чувство, похожее на отчаяние:

- Ваше превосходительство! Ведь если бы я был уже мичманом, а не юнкером, то, хотя бы я был и единственный сын, разве я сидел бы дома в такое время?

- Гм... да... Вы что-то очень молоды, юнкер Зарубин, - улыбнулся Истомин. - Сколько вам лет?

- Почти шестнадцать, - быстро ответил Витя, прибавив себе шесть-семь месяцев.

- Маловато! Да, между прочим, это ваше личное желание зачислиться волонтером? - спросил, наконец, Истомин, и Витя ответил, не отводя глаз:

- Я говорил об этом отцу, и он дал свое согласие, ваше превосходительство... Только чтобы я служил под вашим начальством!

Эта последняя фраза придумалась как-то сама собою, но Витя заметил, или ему это только так показалось, - что она навернулась как нельзя более кстати.

- Что же, под моим начальством? Ведь я взять на себя ответственность за вашу жизнь не могу, - сказал уже совсем добродушно Истомин. - Это желание ваше похвально, конечно, но требует оформления... Заходите завтра в это время, как-нибудь оформим...

Витя был так взволнован своей удачей у Истомина, что даже хотел зайти похвастать ею на батарею Жерве, но беспокоило предстоящее объяснение с отцом. Вдруг он ни за что не согласится отпустить его и даже напишет об этом самому Истомину, - что тогда?

Между тем все, что он здесь видел теперь, стало казаться ему совсем уже близким к пониманию, - вот-вот еще шаг, и он скажет с гордостью: <����Наш Корниловский бастион>.

Бывшая дня за четыре до того буря, наделавшая так много бед флоту союзников, оторвала на одной стороне домика Зарубиных железо желобов и отливов, сбросила с места десятка три черепицы, а также вывернула водосточную трубу из рогачиков, и Витя сам прилаживал запасную черепицу вместо разбитой, для чего нужно было очень осторожно и только в определенных местах наступать на оставшуюся целой, чтобы не раздавить и ее, а при настилке железа отливов и желобов надо было умеючи прибить клямары, чтобы железо держалось прочно.