Глеб Носовский - Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами «древних» греков

Формально Олег Рязанский был союзником Дмитрия Донского.

Н. М. Карамзин так кратко излагает русские летописи: «Мамай вступил в тесный союз с Ягайлом Литовским… К сим двум главным утеснителям и врагам нашего отечества присоединился ВНУТРЕННИЙ ИЗМЕННИК, менее опасный могуществом, НО ЗЛОВРЕДНЕЙШИЙ КОВАРСТВОМ: Олег Рязанский, воспитанный в ненависти к Московским Князьям, жестокосердый в юности, и зрелым умом мужеских лет наученный лукавству. Испытав в поле превосходную силу Димитрия, он начал искать его благоволения; будучи хитер, умен, велеречив, сделался его другом, советником в общих делах государственных…

Думая, что грозное ополчение Мамаево, усиленное Ягайловым, должно необходимо сокрушить Россию — страшась быть первою жертвою онаго и надеясь хитрым предательством не только спасти свое Княжество, но и распространить его владения падением Московского, Олег вошел в переговоры с Моголами и с Литвою… заключил с ними союз и тайно условился ждать их в начале Сентября месяца на берегах Оки…

Димитрий в исходе лета сведал о походе Мамаевом, и сам Олег, желая скрыть свою измену, дал ему знать, что надобно готовиться к войне…

Димитрий сведал тогда ИЗМЕНУ Олега Рязанского и тайные сношения его с Моголами и с Литвою; НЕ УЖАСНУЛСЯ, но с видом горести сказал: „Олег хочет быть новым Святополком“…

Слыша о силах Димитрия, равно боясь его и Мамая, Князь Рязанский не знал, что ему делать; скакал из места в место; отправлял гонцов к Татарам, к Ягайлу… трепетал будущего и раскаивался в своей измене» [39], т. 5, гл. 1, столбцы 34–35, 37–38.

Князь Олег Рязанский НЕ ЯВИЛСЯ НА ПОЛЕ КУЛИКОВСКОЙ БИТВЫ, не поддержал ни ту, ни другую сторону. Предусмотрительно остался в стороне, наблюдая издалека и выжидая — кто победит. Ясное дело, потом собирался искренне присоединиться к победителю. Не явился, кстати, и Ягайло к хану Мамаю. В день битвы Ягайло тихо отсиживался в тридцати-сорока верстах от поля брани, см. там же, столбец 42.

«Уже зная всю черноту души Олеговой, и сведав еще, что сей изменник старался вредить Московским полкам на возвратном их пути через области Рязанския… Димитрий готовился наказать его. ТОГДА ИМЕНИТЕЙШИЕ БОЯРЕ РЯЗАНСКИЕ ПРИЕХАЛИ В МОСКВУ объявить, что… Рязань поддается Герою Донскому и молит его о милосердии… Хитрый Олег, быв несколько месяцев изгнанником, умел тронуть его чувствительность знаками раскаяния, с обещанием отказаться от Ягайловой дружбы, считать Великого Князя старшим братом и быть с ним заодно в случае войны или мира с Литвою и Татарами» (там же, столбец 43).

Мы видим здесь в общем те же события предательства, что и в «Истории» Геродота.

• Лакедемоняне считаются союзниками афинян и обещают им свою помощь. В русской версии, Олег Рязанский считается союзником Дмитрия Донского и обещает ему поддержку.

• Однако, когда дело подходит к войне, лакедемоняне под надуманным предлогом остаются дома, уклоняются от участия в Марафонском сражении. В русской версии, когда Мамай выступает в поход на Москву, князь Олег Рязанский не появляется на поле Куликовом, отсиживаясь в стороне и ожидая исхода битвы. В обеих версиях такой поступок фактически означал предательство союзника.

• После Марафонской битвы лакедемоняне появляются в Афинах, изображая из себя лучших друзей. После чего отправляются домой, считаясь союзниками афинян. Аналогично, после Куликовского сражения, именитейшие бояре Рязанские прибывают в Москву, каются в своей нерешительности, заверяют Дмитрия Донского в дружбе и просят их простить. Затем, получив прощение, удовлетворенно возвращаются в Рязань.

• В обеих версиях, после сражения, афиняне-донцы продолжают рассматривать предателей как своих друзей. Может быть, не очень уж верных, но все-таки друзей.

В истории Марафонской битвы считается, что по полю сражения протекала небольшая речка, впадавшая «в море». Пишут так: «Между местом боя и персидским лагерем находилось естественное препятствие в виде небольшой речки; возможно, что персы выставили здесь заслон. Во всяком случае, прошло некоторое время, прежде чем расстроенные боем греки могли это препятствие преодолеть» [27], с. 183.

Таким образом, сражались в том числе и на этой небольшой речке.

В истории Куликовской битвы эта речка хорошо известна. Летописи именуют нее Непрядвой. Воины Дмитрия и Мамая бились также на ее берегах и даже прямо в реке. Согласно нашим результатам, летописной Непрядвой называли либо московскую реку Напрудную-Самотеку, либо расположенную недалеко от нее реку Яузу. Обе речки впадают в Москву-реку, которую Геродот назвал «морем». Куликовское сражение развернулось в том числе и на берегах обеих рек.

Павсаний сообщает, что на Марафонском поле есть также источник, называемый Макария Блаженная [57], т. 1, с. 85. Здесь сказать что-либо определенное трудно, поскольку в Москве всегда было много источников.

Павсаний продолжает: «Есть на Марафоне БОЛОТО, ОЧЕНЬ ТОПКОЕ; СЮДА ВСЛЕДСТВИЕ НЕЗНАНИЯ ДОРОГ ПОПАЛИ БЕЖАВШИЕ ВАРВАРЫ, И ГОВОРЯТ, ЧТО ЗДЕСЬ БЫЛО ПРОИЗВЕДЕНО СТРАШНОЕ ИХ ИЗБИЕНИЕ. Над этим болотом имеются каменные ясли для коней Артаферна и на скалах знаки палатки (? — Авт. ). Вытекает и река из этого болота; у самого болота ее вода вполне пригодна для водопоя стад, а у впадения ее в море она становится уже соленой и полна морских рыб» [57], т. 1, с. 85.

Болота и пруды в Москве действительно были, как и вытекающие из них речки, см. «Новая хронология Руси», гл. 6. Достаточно болотистым местом были современные Кузьминки, названные в летописях Куликовского цикла «Кузьминой гатью». Здесь проходили войска хана Мамая. Заявление Павсания, что одна из речек впадала в соленое море, скорее всего, является результатом ошибки позднего редактора, уже считавшего Москву-реку морем, то есть большим водоемом. Может быть потому, что туда впадают другие московские речки.

После победы князь Дмитрий приказал собрать все тела своих павших воинов и похоронить их прямо на поле брани. Войска Дмитрия стояли на поле до тех пор, пока не захоронили всех убитых. Летопись говорит: «Князь же великии стоя на степенех, даколе разобраше християнскиа телеса и похорониша е. А нечестивых же Агарен повергоша зверем на возхищение» [58], с. 292.

Таким образом, на поле Куликовом должно находиться массовое воинское захоронение XIV века. Ничего подобного в окрестностях современной Тулы, — на огородах бывшей усадьбы помещика С. Д. Нечаева, куда историки относят Куликовскую битву, — нет и в помине. Несмотря на многолетние безуспешные раскопки. Археологи это знают и нервничают, выдумывая каждый раз все новые и новые «объяснения». Громко заверяют общественность, что «скоро найдем». Эти клятвенные обещания звучат, начиная с XIX века.