Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

Однако для того чтобы москвичи свои утраченные, но дорогие им вещи могли бы найти и вернуть их путем покупки, губернатор указал: «Все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет, и что всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном только месте, а именно на площади против Сухаревой башни». И в первое же воскресенье горы награбленного имущества запрудили огромную площадь, и хлынула Москва на невиданный рынок. «Это было торжественное открытие вековой Сухаревки», — отмечает Гиляровский.

Открытие Сухаревского рынка оказалось удачной идеей, в какой-то степени удовлетворившей и ту и другую стороны. Янькова рассказывает о некой Матрене Прохоровне Оболдуевой, в доме которой стоял какой-то французский генерал и, убегая, оставил так много всего награбленного, что эта «старушка, очень небогатая, после того поправила свои дела», и о П. Х. Олсуфьеве, которому удалось выкупить пожалованный ему императором Павлом I малахитовый столик, отделанный бронзой.

Но уже несколько лет спустя вещи из барских особняков, купеческих домов и лабазов, действительно ценные, а порой и выдающиеся произведения искусства прославленных мастеров, все реже и реже появлялись на рынке, поскольку они обретали новых владельцев и уже не возвращались на рынок. Сухаревка вступала в следующую эпоху, меняя свой облик.

Основным товаром на Сухаревском рынке становилось то, чем торговали и на всех других городских рынках: провизия, дешевая одежда, обувь, предметы нехитрого крестьянского и мещанского домашнего обихода. Появилась «обжорка» — наследница средневековых обжорных рядов: торговля пирогами, блинами, киселем, квасом, рубцом, вареной требухой, жареной колбасой, леденцами и другими копеечными яствами, зачастую с тухлинкой, на прогорклом масле, из продуктов подозрительного происхождения, но зато дешево.

Фактически Сухаревка превратилась в обычную толкучку. Однако за ней сохранилась прежняя слава, и по воскресеньям рынок у Сухаревой башни превращался, как и прежде, в ту легендарную Сухаревку, куда приходили с такими же ощущениями, как золотоискатели на золотоносную реку.

Картину воскресной Сухаревки середины XIX века описывает Н. Поляков в очерке «Московские базары». Свое описание он предваряет замечанием, что «базары эти доставляют москвичам некоторое развлечение, и, в самом деле, прогулки по этим, исполненным жизни и разнообразия, площадям не лишены интереса», и далее продолжает:

«Взгляните на эту живую картинку, скомпонированную из крестьян, ремесленников, мелких торгашей разной рухлядью и других, помещающихся обыкновенно на первом плане, где преимущественно сосредоточен торг сапогами, шапками, картузами, рукавицами и так называемым красным товаром. Взгляните, например, на эту фигуру в шапке, свалившейся немного набок, в сером, местами изодранном, армяке, подпоясанном кушаком, к которому не совсем живописно подвязан кожаный мешок с гвоздями. Молоток и костыль, на одном конце которого находится железная лопатка, доказывают вам с первого взгляда, что это подметочник, человек очень полезный и даже необходимый в житейском быту, и он очень хорошо сознает свое призвание; посмотрите, с какой важностью окидывает он взором толпу, его окружающую; но это только минута, а между тем он беспрестанно занят своей работой, и в то время как один из среды толпы, его окружающей, надевает сапог, только что им исправленный, как в то же время подходит другой крестьянин и, проворно сняв с ноги сапог, подает его подметочнику, говоря:

— Земляк, нельзя ли и мне поправить, любезный, — погляди-кась?

— Отчего ж нельзя? Можно, изволь, поправлю, — отвечает подметочник, обозревая каблук и подошву сапога и рассчитывая, сколько потребно гвоздей для приведения сапога в первобытное состояние. — Семитка десяток. (Семитка — 2 копейки; семитка десяток — 12. — В.М )

— Эвона, семитка десяток, дорого больно, пятак — так ладно, а не то и так пробавлюсь как-нибудь.

— Ну что с тобой делать, изволь; земляка надо уважить.

И крестьянин, готовый уже надеть сапог свой по принадлежности, подает его обратно подметочнику, который в ту же минуту надевает его на железный костыль, берет из мешка в рот горсть гвоздей и с необыкновенной ловкостью, вынимая их изо рта один за другим, унизывает подошву и каблук…

Но мы, как кажется, уж слишком занялись подметочником, тогда как нас окружает не менее интересное общество торговок, обвешанных мехами, различными лоскутками материй и прочим. На голове этих промышленниц, сверх повязки, обыкновенно надета какая-нибудь изношенная дамская шляпка, а иногда и мужская; стразовые серьги необъятной величины, какой-нибудь значок, кольцо и пр. С другого бока „вечный жид“ — старик с шашкой, двумя пистолетами и немецкими лексиконами; далее минералогический кабинет, собрание древностей, торговец редкостями, перед которым разложена целая коллекция никуда не годных английских бритв, разного рода заржавленных подпилков и т. п.; наконец, книжник, с грудами произведений новейшей литературы, книжники-антикварии, а затем и прочий домашний скарб.

Если вы природный москвич, то вам хорошо знакомы эти базары; вы привыкли уже к их тесноте, где очень редко встречаются порядочные толки; но вы не обращаете на это внимания, вы очень спокойно пробиваете собой целый бруствер серых армяков, тулупов и т. п., прехладнокровно встречая перед собой то растянутый фрак, то сюртук или что-нибудь подобное…»

Следующая эпоха Сухаревки как антикварного рынка относится к 1860–1870 годам. Московский купец И. А. Слонов, оставивший книгу воспоминаний «Из жизни торговой Москвы», пишет в ней: «Как известно, вскоре после отмены крепостного права начался развал и обеднение дворянских гнезд; в то время на Сухаревку попадало множество старинных драгоценных вещей, продававшихся за бесценок. Туда приносили продавать стильную мебель, люстры, статуи, севрский фарфор, гобелены, ковры, редкие книги, картины знаменитых художников и пр.; эти вещи продавали буквально за гроши. Поэтому многие антикварии и коллекционеры, как то Перлов, Фирсанов, Иванов и другие, приобретали на Сухаревке за баснословно дешевые цены множество шедевров, оцениваемых теперь знатоками в сотни тысяч рублей. Бывали случаи, когда сухаревские букинисты покупали за две, три сотни целые дворянские библиотеки и на другой же день продавали их за 8–10 тысяч рублей».

Московские коллекционеры, любители старины, ученые-историки были постоянными посетителями Сухаревки. Театральная коллекция А. А. Бахрушина, библиотеки Е. В. Барсова и И. Е. Забелина пополнялись с Сухаревского развала.