Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

Традицию производства гравированных «листов» в Мещанской слободе в XX веке продолжил художник Игнатий Игнатьевич Низинский, И. И. Нивинский, родившийся в Москве в 1881 году и окончивший в 1899 году Строгановское училище, в 1909 году приобрел находящийся во дворе нынешнего дома № 45 по проспекту Мира отдельно стоявший небольшой двухэтажный флигель и оборудовал в нем эстампную мастерскую.

Из Строгановского училища, готовившего художиков-прикладников, он был выпущен как специалист по мебели. Но интересы молодого художника отнюдь не ограничивались его профильной специальностью, и он был замечательным рисовальщиком, занимался архитектурой, живописью, монументальной росписью, иллюстрацией, выступал как театральный художник. Во всех этих областях он достиг значительных успехов: его росписи фризов и плафонов украшают здание Музея изобразительных искусств в Москве, в его оформлении шла в театре Е. Б. Вахтангова знаменитая «Принцесса Турандот», с 1909 года он выступает на художественных выставках.

В начале 1910-х годов его главным увлечением становится офорт — гравюра на металлической доске. Нивинский, используя различные технические приемы при обработке доски и при печати, добивается большой художественной выразительности в своих офортах. Он целиком отказывается от использования офорта в репродукционных целях и создает оригинальные станковые произведения, причем не переносит на доску заранее сделанный рисунок, а рисует офортной иглой с натуры прямо на доске, как это изображено на его офорте «В студии перед зеркалом».

И. И. Нивинский. В студии перед зеркалом. Офорт 1917 г.

В 1920-е годы И. И. Нивинский становится одним из ведущих офортистов Москвы, создает Союз граверов, преподает офорт во Вхутемасе.

Работы И. И. Нивинского являются классикой советского офорта.

В мастерской Игнатия Игнатьевича постоянно работали его ученики, и многие московские художники, начинавшие свой творческий путь в двадцатые — начале тридцатых годов, знакомились с практикой офорта именно здесь.

После смерти Нивинского (он умер в 1933 году) его вдова передала мастерскую Союзу художников, и с 1934 года в ней была открыта Офортная студия имени И. И. Нивинского, в которой под руководством опытных офортистов могли совершенствовать свое мастерство молодые художники. В 1950-е годы в ней преподавал О. А. Дмитриев, о котором рассказывалось в главе о Сретенке.

В советское время в студии работали, учились, совершенствовали свое мастерство, печатали своя работы большинство членов нескольких поколений существующего при Союзе художников объединения «Московским эстамп». В ее выставочном зале регулярно устраивались выставки современных произведений и ретроспективные персональные и тематические экспозиции из богатого фонда студии, проходили творческие обсуждения и дискуссии.

«Московская экспериментальная студия имени И. И. Нивинского» успешно проработала в доме ее основателя почти 70 лет. Но в 2003 году московское правительство отобрало у художников здание студии, и дом был отдан другой организации, занявшей его с помощью милиции. Жалобы художников на незаконность случившегося успеха не принесли, единственное, чего удалось добиться, это разрешения вывезти имущество студии…

Большинство зданий проспекта Мира — от бывшей Сретенки до Рижской площади — многоэтажные жилые дома постройки предвоенных и послевоенных лет с изредка вкрапленными в них добротными доходными домами начала XX века.

Дом № 45 построен в 1938 году, 47 — в 1914-м, 49 — в 1950-м. Последний стоит на углу с Капельским переулком, во дворе этого огромного дома сохранился доходный дом конца XIX века, сейчас он имеет тот же номер — 49. До революции он принадлежал Владимиру Владимировичу Назаревскому — историку, журналисту, автору труда «Государственное учение Филарета, митрополита Московского» и одной из лучших популярных книг по истории Москвы «Из истории Москвы. 1147–1913. Иллюстрированные очерки», изданной в 1914 году и рекомендованной «для школы, семьи и экскурсантов». Эта книга не утратила своего значения до наших дней и была переиздана к 850-летию Москвы в 1997 году.

Назаревский служил председателем Московского цензурного комитета. В одном из мемуарных очерков о встрече с ним как с цензором рассказывает В. А. Гиляровский. В 1890-е годы он был редактором «Журнала спорта» и однажды выпустил номер в продажу до получения экземпляра из цензуры. Оказалось, что цензор вымарал одно-единственное слово, но по закону издание не подлежало выпуску в свет без исправления. Цензор в отчете о скачках лошадей казенных и частных заводов в фразе «Хотя казенная кобыла и была бита хлыстом, но все-таки не подавалась вперед» вычеркнул слово «казенная». Пришлось ехать объясняться в цензурный комитет.

«Цензурный комитет помещался тогда на углу Сивцева Вражка и Большого Власьевского переулка, — рассказывает Гиляровский. — Я вошел и попросил доложить о себе председателю цензурного комитета В. В. Назаревскому, которым и был приглашен в кабинет. Я рассказал ему о моем противуцензурном поступке, за который в те блаженные времена могло редактору серьезно достаться, так как „преступление“ — выпуск номера без разрешения цензуры — было налицо.

— Что же, я поговорю с цензором. Это зависит только от него, как он взглянет, так и будет, — сказал мне председатель цензурного комитета.

В разговоре В. В. Назаревский, между прочим, сказал:

— А знаете, в чьем доме мы теперь с вами беседуем?

— Не знаю.

— Это дом Герцена. Этот сад, который виден из окон, — его сад, и мы сидим в том самом кабинете, где он писал свои статьи.

— Бывает! — сказал я.

— Да-с! А теперь на месте Герцена сидит председатель Московского цензурного комитета.

На столе В. В. Назаревского лежала пачка бумаги. Я взял карандаш и на этой пачке написал:

В. В. Назаревский прочел и потом перевернул бумагу.

— Это прекрасно, но… вы написали на казенной бумаге.

— Уж извините! Значит — последовательность. Слово „казенная“ не дает мне покоя. Из-за „казенной“ лошади я попал сюда и испортил „казенную“ бумагу…

— Вы так хорошо испортили „казенную“ бумагу, что и „казенную“ лошадь можно за это простить. Не беспокойтесь, за выпуск номера мы вас не привлечем. Я поговорю с цензором, а эти строчки я оставлю себе на память.

Так А. И. Герцен выручил меня от цензурной неприятности».

На правом углу Капельского переулка и проспекта Мира возвышается импозантный шестиэтажный жилой дом (№ 51) с колоннадой из восьмигранных колонн по первому этажу и с балконами. Архитектор Г. И. Глущенко в проектировании дома удачно избежал превращения здания в скучную коробку, вычленив и выдвинув вперед центральную часть фасада по проспекту, отодвинув назад боковые части, сделав их таким образом как бы флигелями. Дом закончен постройкой в 1938 году. Предназначался он для сотрудников ТАССа. Даже двадцать лет спустя этот дом считался выдающимся по уровню комфортности. «Дом хорошо виден издали и обозревается одновременно с бокового и главного фасадов, — читаем в архитектурном путеводителе „Москва“, изданном в 1960 году Академией строительства и архитектуры СССР. — Квартиры в этом доме — двух— и четырехкомнатные; комнаты хороших пропорций; во всех квартирах удобное расположение кухонь и санитарных узлов».