Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

С самого своего возникновения ближайший к Кремлю отрезок Троицкой дороги представлял собой многолюдную, оживленную часть посада — с лавочками, кузницами, харчевнями. Хотя земли по улице принадлежали крупнейшей знати — боярам Салтыковым, Шереметевым, князьям Воротынским, Буйносовым-Ростовским, Хованским, Хворостиным, Телятевским, Трубецким и другим того же положения людям и здесь находились их дворы, торговый характер улицы накладывал свою печать на ее облик: перед боярскими дворами вдоль улицы были выстроены торговые помещения.

Торговой Никольская улица оставалась и в последующие столетия, хотя постройки на ней, естественно, с течением времени изменялись в соответствии с новыми запросами ее обитателей и общими изменениями в быту и строительстве.

В начале XIX века наряду с прекрасным зданием Синодальной типографии, монастырскими строениями, роскошными домами вельмож целые кварталы Никольской представляли собой настоящие трущобы. «В то время, — рассказывает историк и статистик М. Гастев, — во всем Китай-городе самое грязное и неблагообразное место было — Певчие улицы, большая и малая, то есть домы, принадлежавшие владению Синодальных певчих (квартал Никольской улицы между Ветошным и Богоявленским переулками. — В. М. ), которые, не имея сами тут жительства, отдавали их внаймы. Домы были большей частью деревянные, разделенные перегородками на малые комнаты, углы, чуланы, из которых в каждом помещалось особое заведение или жила особая семья. В них с давних пор блинни, харчевни, малые съестные трактиры, кофейныя и разные мастерские были стеснены чрезвычайно, набиты мастеровыми и жильцами. Оттого не было здесь ни малейшей опрятности, а в случае пожара предстояла великая опасность, по близости к рядам и по невозможности действовать тут пожарными инструментами».

Стена Китай-города со стороны Театральной площади. Справа налево: учебные здания Славяно-греко-латинской академии, собор Заиконоспасского монастыря, Никольский греческий монастырь, собор Богоявленского монастыря. Фотография начала ХХ в.

Никольскую 1840-х годов запечатлел И. Т. Кокорев — замечательный писатель так называемой «натуральной школы», его описание — действительно снимок с натуры:

«Домище на домище, дверь на двери, окно на окне, и все это, от низу до верху, усеяно вывесками, покрыто ими, как обоями. Вывеска цепляется за вывеску, одна теснит другую; гигантский вызолоченный сапог горделиво высится над двухаршинным кренделем; окорок ветчины красуется против телескопа; ключ в полпуда весом присоединился бок о бок с исполинскими ножницами, седлом, сделанным по мерке Бовы-королевича, и перчаткой, в которую влезет дюжина рук; виноградная гроздь красноречиво довершает эффект „Торговли российских и иностранных вин, рому и водок“».

Для характеристики движения по Никольской другой писатель — М. Е. Салтыков-Щедрин употребил народное выражение «труба нетолченая», т. е. «движущаяся толпа, сквозь которую невозможно даже протолкнуться».

Ко времени Кокорева Никольская нашла свой характерный и законченный облик. В дальнейшем строились новые дома, повыше этажами, иной архитектуры, менялись вывески — их стиль и форма, но общий вид улицы оставался тем же: «домище на домище, дверь на двери, окно на окне, и все это, от низу до верху, усеяно вывесками, покрыто ими, как обоями».

К началу XX века живописные, аляповатые и простодушные вывески, описанные Кокоревым, начинают пропадать с Никольской, их заменяют не менее выразительные, но выполненные с большим художественным вкусом. Никольская приобретает цивилизованный, европейский вид. Замечательный бытописатель Москвы, популярный и известный беллетрист конца XIX — начала XX века П. Д. Боборыкин в очерке «Современная Москва» описывает эту новую Никольскую. Две улицы «придают самую яркую окраску Китай-городу — Ильинка и Никольская», — утверждает он, но при сравнении отдает первенство Никольской.

В послереволюционное время вывесок на Никольской несколько поубавилось, но главное — кардинально изменился их вид и характер. Исчезло многоцветье, разностильность шрифтов и узоров, пропали привлекавшие в течение, по крайней мере, века неизменное и заинтересованное внимание детей и литераторов-очеркистов изображения на вывесках различных фигур и предметов. Новые вывески не задавались целью привлечь к себе внимание, возбудить любопытство, воздействовать на чувства, удивить, поразить воображение, они были все исключительно текстовые и выполняли лишь нейтрально информационную функцию, потому что это были вывески контор и учреждений, занявших почти все бывшие торговые помещения.

В описании Кокорева Никольской 1840-х годов вывески послужили великолепным материалом для ее характеристики. Выписанные из справочника названия учреждений, естественно представлявшие собой и тексты вывесок, размещенных у парадных дверей и по обеим сторонам ворот, ведущих во внутренние дворы, также дают некоторое представление о Никольской 1929 года:

«Льно-пеньковый комитет», «Управление сплава и древесины», «Управление продуктов питания», «Управление территориального округа города Москвы и Московской губернии», «ОМЕС — Окружное управление местного транспорта», «Представитель Бурятско-Монгольской Автономной республики РСФСР» (там же представители Дагестанской, Киргизской, Чувашской и Вотской республик), «Московская губернская коллегия защитников», «Осоавиахим СССР и РСФСР» (Общества друзей обороны и авиационно-химического строительства), «Крестинтерн» (Международный крестьянский совет), «Международный комитет Красного Креста», «Московское рабочее общество шефства над деревней», «Просветительское общество и издательство „Прометей“», «ОЗЕТ — Общество по земельному устройству трудящихся евреев в СССР», «Институт торфяной промышленности», «Дом Общества друзей радио», «Центральный клуб строителей им. Ленина», «Центриздат», «Газета „Московская деревня“», «Городская товарная станция железных дорог Московского узла», «Военно-кислотный трест», «Трест „Галантерейщик“», «Льнотрест», «Москвотоп» (трест), «2-й Хлопчатобумажный трест», «Дачное хозяйство» (трест); акционерные общества: «Восток-кино», «Гармония», «Домострой», «Парча-утварь», «Всекохотсоюз», «Союзкартофель», «Архторг», «Нижневолжский союз» (потребкооперация), «ЦБРИЗ — Центральное бюро по реализации изобретений и содействию изобретательству» и другие.

В 1990-е годы на Никольской снова открылось много магазинов и лавочек. Кроме приспособленных под торговлю помещений различные магазинчики, закусочные, пункты обмена валюты ютятся в подъездах, нишах-«шкафах», на незастроенных пятачках, как, например, на месте разрушенного в войну дома на углу Никольской и Богоявленского переулка выросли ряды палаток, подобных тем, что стояли здесь в XVII веке. Вернулась на Никольскую и торговая реклама. Она не столь фигуративна, как в кокоревские времена, но столь же разнообразна по тематике: от классических вывесок «Булочная» и ностальгически архаичной «Мясная лавка» до салона «Роскошь» и магазина «Одежда из Европы» под названием «Зайка моя» — по модной года три назад эстрадной песенке, ставшей символом пошлости. Вообще, надобно сказать, современная торговля на Никольской унаследовала в полной мере смешные и убогие претензии мелких коммерсантов прошлого на заграничный шик, но не респектабельность фирм начала XX века.