Адриан Голдсуорти - Падение Запада. Медленная смерть Римской империи

Сохранившаяся часть повествования Аммиана начинается с окончательного разрыва отношений между Констанцием II и Галлом. Последний изображен необузданным тираном, подстрекаемым еще более жестокой женой — дочерью Константина, которая ранее была супругой убитого Ганнибалиана. Рассказ Аммиана позволяет нам увидеть, как Галла постепенно лишили власти, изолировали и убили. Он сообщает о чистках, последовавших за падением цезаря и поражением Магненция. Все, и в особенности армейские офицеры и гражданские чиновники, так или иначе связанные с ним, оказались под подозрением. Занимавших наиболее крупные посты пытали, чтобы те давали показания и свидетельствовали против других. Затем многих казнили, меньшее число отправили в изгнание {282} 282 Дискуссию относительно освещения образа Галла Аммианом см.: Barnes (1998). Р. 129-142. .

В атмосфере всеобщей подозрительности, граничившей с паранойей, наиболее легким способом доказать свою лояльность был донос. Благодарный император зачастую награждал доносчиков или даровал им иные милости. Доносительство дополнительно стимулировало то обстоятельство, что информаторы, как правило, получали в награду часть имущества осужденных. Нападкам подверглось множество ни в чем не повинных людей; подавляющее большинство их было казнено, поскольку оправдаться было практически невозможно, тогда как сфабриковать свидетельства в пользу обвинения — просто. Аммиан чувствовал, что Констанций очень подозрительно относился к людям, однако еще большее отвращение у него вызывала готовность офицеров и чиновников свидетельствовать против своих товарищей — точнее говоря, против всякого, кого они считали уязвимым для обвинений. Он рассказывает об одном особенно отличившемся доносчике — того прозвали «комит (повелитель) сновидений» за искусство выуживать из невинных снов, рассказанных за обеденным столом, свидетельства стремления к власти над империей. Другой, по имени Павел, получил прозвище «Катена» (цепь), поскольку сфабрикованные им свидетельства буквально окружали невинных со всех сторон, не оставляя тем надежды на спасение. Государственная служба сделалась весьма опасным делом, а это, безусловно, не способствовало эффективной деятельности чиновников {283} 283 См. в особенности: Amm. Marc. XVI. 1.4—8,5. 1-9, XV. 3. 1-11; Павел Катена впервые упоминается в XIV. 5. 6—9; «комит сновидений» упомянут в XV 3. 5. .

Аммиан перечисляет множество имен известных людей, ставших жертвами чисток. В 353 году его прикомандировали к штабу командующего полевой армией на Востоке Урзицина, имевшего титул магистра войска (magister mili-tum). На военачальника, оказавшегося под подозрением после падения Галла (отчасти в результате действий своих сыновей), возложили обязанности по проведению судебных процессов над теми, кому инкриминировали недавние беспорядки. Для представителя высшего военного командования то была необычная обязанность, и за его поведением особенно тщательно следили, чтобы убедиться в его личной верности Констанцию. Такие трибуналы вынесли обвинительные приговоры множеству менее важных людей, чьи имена остались не упомянуты: среди них были родичи более могущественных особ, а также офицеры и чиновники, сделавшие карьеру под их патронажем. После восстания Магненция расследования и аресты велись в Британии, Галлии и Испании. Лишь благодаря сообщениям Аммиана мы знаем о «волновом эффекте»: наказания настигли не только лидеров гражданских войн и узурпаторов, но и множество других людей. Обычно подобные явления не освещаются в скудных источниках, повествующих о других случаях внутренней борьбы, но о них не следует забывать {284} 284 Об Урзицине см.: Amm. Marc. XV. 2. 1—6; об администрации в целом см.: Kelly Ch.. Ruling the Later Roman Empire. Cambridge (Mass.), 2004, а также весьма полезную рецензию, опубликованную в журнале «Феникс»: Greatrex G. // Phoenix. Vol. 60. 2006. P. 178-181. .

Даже наименее длительные действия, связанные с претензиями на власть в империи, вызывали настоящий хаос. Атмосфера нервозности пронизывала все слои населения — от командующих армиями и верхушки администрации до самых низов. Людям приходилось менять патронов, гадать, кто возьмет верх, но даже если они хранили верность тому, кто в конце концов одерживал победу, их невиновность не служила гарантией от преследований. Честолюбивые представители власти приобретали больший вес, обвиняя товарищей (иногда на это шли из чувства личной вражды, а иногда и потому, что понимали: так они сумеют одолеть того или иного противника). Император, находившийся на вершине власти, также чувствовал, что наиболее влиятельные подчиненные хотят его сместить, поскольку возможность узурпации и гражданских войн сохранялась. Вдобавок рост чиновничьего аппарата и пышный придворный церемониал мешали ему получать точные сведения о происходящем.

Об атмосфере того времени наглядно свидетельствует судьба Сильвана — офицера, изменившего Магненцию во время гражданской войны. Когда конфликт остался позади, Констанций наградил его, назначив командующим армией в Галлии. Сильван был франком; его отец сражался за Константина и отличился в боях. В римской армии в то время было достаточно офицеров германского происхождения; вождь алеманнов сыграл важную роль в провозглашении Константина императором в Йорке в 306 году. Многие из этих людей взяли римские имена, все получили гражданство и социальный статус, соответствовавший их рангу, и с точки зрения культуры во всех отношениях были настоящими римлянами. Сильван исповедовал христианство — явление по-прежнему редкое среди франков, обитавших за пределами империи — и, очевидно, был верен Риму (даже несмотря на то, что его более ранняя измена не позволяет понять, какому именно императору) {285} 285 Об отце Сильвана см.: Amm. Marc. XV. 5. 33; дискуссию, специально посвященную числу алеманнов на римской службе, см.: Drinkwater J. The Alamanni and Rome 213—496: Caracalla to Clovis. Oxford, 2007. P. 145-159. .

Приняв пост командующего, Сильван дал рекомендательные письма чиновнику, занимавшему некую должность в той же области. Было вполне обычным делом просить власть имущих о таких вещах, однако человек, о котором идет речь, руководствовался куда менее благовидными побуждениями. Он осторожно вытравил текст самого письма и оставил на каждой странице только подпись военачальника. Затем он написал новые письма, адресованные ряду высших офицеров, администраторов и других значительных лиц, в которых содержались намеки на планы восстания против Констанция, и отправил их другим заговорщикам — в том числе префекту претория Лампадию — и некоторым другим чиновникам высших рангов. Префект, чье положение давало ему возможность доступа к императору, минуя ограничения, налагавшиеся придворным церемониалом, во время неофициальной встречи вручил их Констанцию. Император немедленно приказал арестовать людей, упоминавшихся в письмах. Однако несколько офицеров — многие из них также франкского происхождения, и среди них Маларих, командир одного из гвардейских полков — решительно настаивали на невиновности Сильвана. Констанций немного смягчился, но когда они предложили, чтобы один из них отправился за Сильваном и привез его ко двору в Милан для объяснений, император отверг их идею. Вместо этого он прислушался к предшественнику Сильвана на посту командующего в Галлии, который был не рад своему смещению, и отправил проводить дознание другого человека. Тот поехал в Галлию, но, оказавшись там, не сделал попыток встретиться или как-то связаться с Сильваном. Вместо этого он присоединился к местным властям, причем обращался со всеми, кто имел лишь опосредованное отношение к военачальнику, как с осужденными преступниками. Тем временем заговорщики отправили новое поддельное письмо, «разоблачавшее» Сильвана и Малариха. Письмо было составлено в таких выражениях, что адресат, в чьем ведении находилась оружейная мастерская в Кремоне, в Северной Италии, был сбит с толку и написал ответ, требуя разъяснений.