Олег Шишкин - Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля

В обосновании исследований Рампана читаем: «Этой теме посвящено три работы автора. Необходимо продолжение их для более широких обобщений. Кроме того, эта работа стоит в порядке заказов»18. Под «заказами» подразумевались заказы Генштаба и НКВД, а эти «заказы» обсуждать не полагалось.

Вообще, как мы видели, в архивах Химического отдела РККА уже хранился целый массив документов, связанных с экспериментами на людях, и, следовательно, товарищу Рампану можно было бы сделать самые фундаментальные обобщения. К тому же план научных работ сообщает: «Частично материал уже накоплен»19. Однако дотошный Рампан все же решил самостоятельно убедиться в эффективности ОВ.

Сотрудничество Рампана и Майрановского было необычайно плодотворным. Уже в июле 1940 года на закрытом заседании Ученого совета ВИЭМ Григорий Моисеевич принимает участие в защите диссертации на соискание степени доктора биологических наук. Его фундаментальный труд назывался: «Биологическая активность продуктов взаимодействия иприта с тканями кожи при поверхностных аппликациях».

Годы спустя, вспоминая о своих «научных победах», Майрановский более детально объяснит технологию опытов на людях. «По словам полковника Бобренева, Майрановский показал, что он не изучал действие иприта на кожу, а включил в диссертацию данные о действии производных иприта, принятых “подопытными” в Лаборатории № 1 с пищей»20.

Оппонентами Майрановского выступали корифеи советской науки. Например, Н.И. Гаврилов, директор Государственного союзного научно-исследовательского института органической химии и технологии. Это учреждение в секретных документах именовалось «почтовым ящиком № 702». Оно и сегодня располагается на шоссе Энтузиастов в доме 23. Здесь, как и в опытах на военно-химическом полигоне, принимали участие «добровольцы». Ими, как правило, были приехавшие из деревни молодые люди. Они хотели устроиться в Москве. А тут, в почтовом ящике, им сразу предлагали и работу, и общежитие, и питание, а взамен за дополнительную плату участие в научных опытах. На их кожу наносилось неизвестное вещество или производилась инъекция. А препараты опять же были наши старые ядовитые знакомые — иприт и люизит.

Другим оппонентом Майрановского был его коллега Борис Тарусов, интересовавшийся близкой темой: закономерности взаимодействия токсинов с протоплазмой, а в дальнейшем — последствия действия ионизирующей радиации.

Ионизирующую радиацию Тарусов начал изучать еще в 1935 году в том же ВИЭМе, когда вошел в состав научной бригады профессора Франка, занимавшейся «проблемой изучения биологического действия лучистой энергии»21. Здесь тоже были указаны «оборонные темы».

13 ноября 1943 года пленум ВАК принял решение об утверждении в ученом звании профессора по специальности «патофизиология»22. Конечно, диссертация Майрановского была полностью поддержана, а его опыты получили самую высокую научную оценку у руководства НКВД.

Да и вообще 1943 год стал для Григория Моисеевича годом серьезных научных побед и ударного труда.

«Во время моих опытов по применению ядов, которые я испытывал над осужденными к ВМН (об этом я показал ранее), я столкнулся с тем, что некоторые из ядов могут быть использованы для выявления так называемой откровенности у подследственных лиц.

…Для этой цели Федотовым были выделены человек пять следователей, фамилии которых я не помню (один из них как будто был Козырев), а также подследственные трех родов: сознавшиеся, не сознавшиеся и частично сознавшиеся. Над ними и проводились мною опыты вместе со следователями. Вкратце меня следователи информировали об обстоятельствах дела и о тех вопросах, которые интересовали следствие…» [39] Из уголовного дела Берии. Протокол допроса от 7 сентября 1953 года. Выдержка из протокола допроса Майрановского, имеющаяся в протоколе допроса Берии.

А как же бессмертие, вечная молодость, омоложение старческих тел? Ну что ж, и для них было свое место в научных поисках советского небывалого института.

Глава X плана научной работы на 1935 год ВИЭМа была посвящена собственно старению. Есть смысл полностью процитировать этот пункт.

«1. Нормативы обмена при старении.

2. Изменение реактивных способностей организма, в зависимости от возраста.

3. Продолжительность жизни и константа Рубнера.

4. Изменение биоколлоидов при старении.

5. Физико-химическая характеристика крови при старении.

6. Возрастные изменения адаптации органов чувств.

7. Атеросклероз»23.

Звучало мудрено. Но на то она и наука, чтобы темнить. Сталин одобрительно относился к исследованиям ВИЭМ. Регулярно в доме Горького на Никитской вождь вместе с писателем выслушивали сообщения ученых института об очередном прорыве в неведомое. Здесь, в мягких кожаных креслах, властители кремлевского холма с замиранием сердца ловили каждый новый научный пассаж, посвященный триумфам жизни и смерти. Но все больше и больше Иосиф Виссарионович начинал подозревать, что и в ВИЭМе врачи продолжают мудрить, ходить вокруг да около. Как-то он даже раздраженно пожаловался на них научному руководителю клинического санатория «Барвиха» Лечебно-санитарного управления Кремля Ивану Александровичу Валединскому. Вождь сурово журил этих замороченных бесплодной наукой докторов: «Много занимаются теорией, мало дают в практику и не занимаются проблемой продления жизни»24.

Такой вывод Сталина был равносилен смертному приговору.

История с неудачным омоложением, другие просчеты ВИЭМ и Лечебно-санитарного управления Кремля, например в лечении Горького, потом Жданова и самого Сталина, подсказали Иосифу Виссарионовичу одну простую, но страшную мысль: ученые и врачи составляют в СССР большую организацию дипломированных аферистов и убийц, которые руководят врагами поменьше, выступающими в роли тупых чучел. Вначале они выкачивают из государства деньги, а потом уже и кровь из его не в меру доверчивых вождей. Репрессии раздосадованного и подозрительного диктатора не заставили себя долго ждать.

Разочарование в медицине было для Иосифа Виссарионовича одним из главных разочарований в жизни. Он хотел побыстрее забыть проклятых обезьян и их уже бессмысленные гениталии.

А новые мудрецы уже усаживались у трона советского монарха и предлагали ему новые рецепты. Одним из них стал профессор Александр Богомолец, сумевший создать «сыворотку молодости». Он избрал новую тактику разговоров о бессмертии. Богомолец утверждал: «Как и любую болезнь, преждевременную старость надо было стремиться не допустить».

Казалось, в прошлое уже уходила история с обезьяньими яйцами, омоложением и гибридами, однако память диктатора по-прежнему возвращалась к ней. Неудача терзала его душу, и вновь и вновь появлялись в советских печатных изданиях следы минувшего провала. Видимо, этим и следует объяснить то, что, когда в 1941 году Большая советская энциклопедия опубликовала статью «Расы», она содержала следующий пассаж: «Особое место в расизме занимает выдвинутая в начале XX века т. н. евгеника, или зоотехния, примененная к человеку. Однако и это “последнее слово” расизма оказывается очень древним творчеством идеологов рабовладения»25. Это был туманный отголосок истории с гибридами профессора Иванова. «Зоотехния, примененная к человеку», не раскрыла тайны происхождения человечества и человечности. Возможно, эти понятия находились в иной плоскости бытия, имевшей некоторое отношение к бессмертию, к иррациональному? Или их происхождение было трудно выяснить опытным путем? А может, все же виновата бесчеловечная воля диктатора? Жестокая прихоть, остановившая жестокий эксперимент?