Максим Калашников - Третий Проект. Том II ТОЧКА ПЕРЕХОДА.

Вот вам и полисубъектность («поли» — «много»). В отличие от старого доброго Вчера эпохи индустриализма, сегодня в мире действует множество субъектов исторического действия, которые сталкиваются между собой, конкурируют и взаимодействуют. Уже нельзя сказать: «С нами воюет Америка» — потому что единство времен индустриальной эпохи кануло в Лету. Под словом «Америка» могут крыться самые разные силы. Теперь мы живем в мире, расколотом на множество частей, в мире мозаичном и лоскутном. Теперь у нас — не один мир, а множество миров. Более того, эти миры подчас относятся к параллельным реальностям. Разные игроки существуют как бы в разных вселенных, у них — разное время, разный взгляд на исторические процессы. Они и саму– историю воспринимают неодинаково, исходя из реальности, где эти субъекты существуют. Так, разве в нынешней России власть предержащие не отделились от остального народа в совершенно особую Реальность?

То, что мы пытаемся объяснить тебе, читатель, нужно иллюстрировать не историческими примерами, а скорее ссылками на фантастические романы, где герои путешествуют между разными параллельными мирами и ветвями истории. У писателя Федора Березина, скажем, есть мир, где Сталин в сорок первом ударил по Германии первым и захватил не только Европу, но и Африку, и пол-Австралии. Когда параллельные реальности соприкасаются, сие приводит к катастрофическим, непредсказуемым и необратимым последствиям для каждого из миров. И хотя подобные романы считаются фантастическими, они почти документально описывают сегодняшний мир. Мир человечества на грани великого перехода. Мир постиндустриализма.

Итак, мы подошли к седьмой, черте этого странного явления — постиндустриализма. К явлению сетевого общества.

Сегодняшний мир построен как сеть. Этим он в корне отличается от индустриальной эпохи, где царствовал принцип иерархической пирамиды. Это раньше все было четко: я — начальник, ты — подчиненный. Вот заводы, подчиняются департаменту, а департамент входит в состав Главноуправления, а сам главк подчиняется Министерству, а уж оно — премьер-министру. А теперь иерархия разрушается. Впервые со времен каменного века сетевая организация становится господствующей в жизни человечества.

В древности только иерархии могли, например, обеспечить строительство громадных оросительных систем Египта и держать в повиновении огромные массы рабочего населения. Только иерархия позволяла готовить решения, принимать и выполнять их без излишних конфликтов. Она обеспечивала военно-политическое и финансово-экономическое единство. Культурно-религиозные иерархии обеспечивали существование разных цивилизаций. Правда, они никогда не господствовали полностью — сетевые системы были и раньше. Особенно много их возникло в индустриальную эру. Но довольствовались они подчиненной ролью.

Возьмем как пример христианство протестантского толка. Лютеранство, кальвинизм, цвинглианство и другие разновидности реформаторских движений стали восстанием западных людей против римской католической церкви. Все они были прямым обращением к Богу, минующего папскую иерархию. Реформация — это одна из самых ярких и успешных манифестаций сетевого начала в истории Запада. Простестанты построили конфессию, где не было армейско-бюрократического принципа «пирамиды»: епископов, которые подчиняются кардиналам, а те — Папе. Именно Реформация сломала многоступенчатую схему католичества, поставив на ее место «созвездие» активных, взаимодействующих общин и людей, выткавших тончайшую канву нового, уже капиталистического общества.

А яркий пример развития рыночных отношений в их самой ранней стадии? Тогда еще не было огромных корпораций, монстров-трестов, поражающих воображение концернов и гигантских конгломератов. И вот в этом «бульоне» постоянно рождались комбинации взаимодействующих и конкурирующих предпринимателей, которые непрерывно обменивались плодами своей деятельности, постоянно соперничали за ресурсы и рынки сбыта. Нетрудно заметить, что в обоих приведенных нами примерах сетевые структуры служат проводниками нового. Выступают как социальное оружие для ломки отживших иерархических систем.

Седьмая черта постиндустриального порядка заключается в том, что в нем сетевая организация захватывает господствующие высоты. Сеть охватывает экономику, политику и культуру. И это — знамение того, что сам постиндустриализм выступает не как новая эпоха, а как переход из индустриальной эры в совершенно новый мир.

Постиндустриализм — смутное время на пороге совершенно иной стадии человеческого развития. В это смутное время мир живет не как органическое и гармоничное целое, а как мозаика, как хаос, где разные фрагменты и уклады взаимодействуют и борются друг с другом. Части мозаики не просто конкурируют — они иногда просто отрицают друг друга. В смуте для сетевых систем складываются самые благоприятные условия. Именно они и выживут в этой вселенской кутерьме.

В сети главным действующим лицом становится активная личность, вокруг которой формируются союзы и коалиции. Творец выстраивает вокруг себя нужную структуру подобно тому, как композитор творит мелодию. Структуры в сетевом мире изменчивы, они не живут долго. Изменяются задачи — и рассыпаются вчерашние союзы, и возникают новые. Структуры в этом мире играют подчиненную роль, они возникают и распадаются по воле их творца.

В смутное время неимоверно вырастает способность энергичной личности влиять не только на свою судьбу, но и на жизнь целых стран — и все благодаря сетевой организации. Именно сети являются наиболее успешными и конкурентоспособными проектами в экономике, финансах, в культуре. Они все громче заявляют о себе в политике, вытесняя умирающие иерархические структуры — партии. Вот вам пример: бесформенное на первый взгляд, движение антиглобалистов добивается поразительных успехов. Даже в военной сфере сети торжествуют.

Но, создав хвалебную песнь сетям, прибережем напоследок каплю яду. Сети очень действенны и незаменимы для разрушения старой системы и для проникновения нового в старый мир. Но сами по себе они совершенно беспомощны, когда речь идет о закреплении завоеванных позиций. Они не могут превратить новое в господствующий уклад. А вот если сеть дополняется иерархией — тогда другое дело.

Вот мы и закончили портрет постиндустриализма. Пора сказать главное: — это не эпоха в жизни человечества. Его время исторически кратко. Он — лишь преддверие Великого Перехода, точки исторической бифуркации.

В этом смысле Фрэнсис Фукуяма был прав: постиндустриализм означает конец истории. Но истории в обычном понимании слова. Постиндустриализм открывает дверь в Неведомое, и оно может кончиться совершенно непредсказуемым образом. Пока же мир живет в смутное время. Это — время стремительных, но очень странных и неоднозначных перемен. Время невероятных исходов. Непредсказуемых событий. Время неясного будущего. Пора, когда все еще можно поправить.