Сергей Баленко - Спецназ ГРУ в Афганистане

«Абсурд! Бред! Советский офицер идет в логово к душманскому главарю… В гости! На чай! О каком доверии духам может идти речь? Разве для меня, как и для всех шурави, страх плена не страшней страха смерти? Не я ли в холодном поту по несколько раз за ночь выпрыгиваю из спального мешка, чтобы еще раз проверить посты? Потому что видел обезображенные трупы уснувших да так и не проснувшихся разведчиков. И чтобы я поверил «честному слову» душмана?! Я, который целыми днями не выпускает из рук бинокля, никому не доверяя наблюдения, чтобы я поверил?! Он, видите ли, гарантирует мне безопасность… А велика ли гарантия? Сколько было случаев, когда душманы махали белыми флагами, предлагая переговоры, а потом заковывали парламентеров или открывали по безоружным огонь в упор». Нет, Зубов ради сиюминутного интереса не поставит на карту свою жизнь.

Очередной гладкий круглый камешек — бульк! — ставит точку: решено. Но дьявольская машина вскоре — тик-тик-тик! — снова напоминает о себе: «Пусть придет, безопасность гарантирую». И опять разгорается искрящаяся половина сердца. «Ты человек или БМП? — негодует эта половина. — Тебя не как парламентера зовут. И не как офицера. Как человек к человеку! Необычно, непривычно? Да. Но на войне привыкают только к трусости. У храброго каждый шаг необычный. Решайся — и ты откроешь для себя что-то новое в этой жизни, в этих людях…»

«Ну, да! — гонит холодную волну вторая половина. — А потом, если не вернешься, здесь, среди своих, про тебя будут говорить «перебежчик», «изменник». У Вовки Губина отвалится челюсть. Вареник будет искать глазами место, куда бы провалиться. У Ержана надолго, может быть, на всю жизнь замерзнут глаза. А жена, дочь?! — подкатила волна к самой горячей точке. — Как им жить потом среди людей?»

Завораживающее течение Кабула и гладкий галечник только на время дали успокоение. Надо возвращаться к модулям, готовить роту к очередному заданию. Слава богу, на сей раз не боевому.

И Зубов, швырнув на прощание в безвинный медлительный Кабул увесистый булыжник, пошел напрямую, через камыши.

Над Джелалабадом сегодня мирная, даже праздничная музыка. Это агитмашины через мощные усилители чередованием народных и революционных песен изображают национальное согласие, к которому должна прийти Джирга, заседающая сейчас в здании провинциального совета. Сюда собрались одетые в нарядную одежду представители враждующих сторон. Собрались с утра, по холодку. Но вот уже апрельское солнце раскалило броню так, что на ней не усидеть, а Джирга все еще решает, возможно ли вообще национальное примирение.

— Слухай, Вовка, ты зад свий нэ пидпалыв? Щось такэ воняе, — устраиваясь в тени БМП, спросил Вареник, готовясь отразить неотвратимый губинский ответ.

— Та ни-и, Хришенька, — подстраиваясь под украинскую мову, мгновенно отпарировал Губин. — То воняе не моя задница, а твоя яичница. Тьфу, тухлятина!

Веселый смех солдат который раз убеждал Вареника не задевать Губина — себе же хуже. Вот опять не сдержался и напоролся. Ержан, как всегда, выступил миротворцем:

— Да можно и поджариться, лишь бы они договорились…

Их разведрота несла охрану Джирги. Зубов с офицерами роты тоже перешел в тень дерева. Даже в центре города нельзя было ослаблять бдительность. Не все главари душманов собрались на переговоры с НДПА, возможны всякие провокации.

У входа в совет вот уже более трех часов стояла неподвижная, безмолвная толпа афганцев. Укрытые чалмами от солнца, они не помышляли о тени и зашевелились лишь при появлении первых вышедших из двери делегатов, разопревших от духоты. Громкие вопросы, громкие ответы быстро превратились в сплошной рев, утихающий по мере рассасывания толпы на площади.

— Ну, наконец-то, закончили. Можно снимать охрану.

Отдав распоряжения подчиненным, Зубов направился к своей БМП и обомлел: у машины стоял Каир-Хан в белоснежной чалме и праздничной одежде. По едва заметному знаку хозяина верный Масуд выскочил из-за его спины и заговорил на ломаном русском:

— Мой господин приветствует тебя, шурави, и желает с тобой поговорить.

Не сводя изумленных глаз с Каир-Хана, Зубов машинально кивнул в знак согласия и почему-то непроизвольно приложил ладонь к груди. Глаза Каир-Хана потеплели, он в ответ тоже приложил руку к груди и едва заметно кивнул.

— Он спрашивает, — учтиво щебетал переводчик, — передали ли тебе приглашение, и если передали, то почему ты не пришел?

«Ничего не передавали — первый вариант. Не знаю, с кем имею дело, — второй. Невозможно прийти незаметно — третий. Какой еще?» — быстро прокручиваются в голове ответы. Но глаза старика достают до того места, где тикает его проклятая машинка, и он в такт усиливающемуся стуку отрывисто выдает честные слова:

— Я не мог… не решился… Боялся обмана и плена. Для меня позор страшнее смерти.

Злобная презрительная усмешка исказила только что казавшееся добрым и мудрым лицо Каир-Хана.

— Конечно! Убивать вы приходите без приглашения. Ничего не боитесь! А когда вас зовут в гости, вам становится страшно. Запомни, русский, в доме афганца неприкосновенность гостя священна. Я не уроню честь даже ради генерала, а не только из-за такой мелочи, как ты. — Чалма старика гордо запрокинулась, и уже вполоборота, собираясь уходить, он добавил: — Если боишься, можешь не приходить. Я думал, имею дело с настоящим воином. Но видно, среди вас таких нет.

Масуд торопливо заканчивал перевод, потому что хозяин мог уехать без него, и бросился догонять крупно шагающего к золотистой «Тойоте» Каир-Хана. После секундного замешательства Зубов решительно направился туда же, остановился напротив сидящего уже в машине Каир-Хана и, твердо глянув в глаза, молча кивнул.

Каир-Хан спокойно ответил таким же кивком, и машина унесла его гордый профиль в ту сторону, куда снижались ступени горной гряды.

«Что же меня толкнуло подойти к Каир-Хану и кивнуть? — копался в своей душе Зубов, возвращаясь с дежурства. — Ведь тот уже сидел в машине. Пусть бы катился восвояси! А теперь вроде как дал обещание. Попробуй-ка его выполни! Но главное — зачем? Разве после этой встречи мы не будем стрелять друг в друга? «Я думал, имею дело с настоящим воином…» Ишь как! Себя-то уж наверняка считает «настоящим»!.. А не это ли словечко подтолкнуло меня? — Зубов скрежетнул зубами от досады. — Выходит, поймался на психологический крючок этого старого хитрого душмана. Неужели я такой тщеславный? И это можно «прочитать» на моей морде». Очередной скрежет зубов совпал со скрипом тормозов: подъехали к модулям.

Даже предвкушение обеда не вытесняло из души тревожно-слякотную муть. А тут еще дежурный обдал холодной вестью: звонили из особого отдела, просили зайти к майору Костину. «Неужели что-то заподозрили пинкертоны?» — насторожился Олег и стал припоминать кого-нибудь из особистов. Оказалось, что никого не знает.