Максим Калашников - Третий проект. Спецназ Всевышнего

– Не болею! – уверенно ответил Борис Васильевич.

– Дай вам Бог! Но не слишком ли уверенно вы это заявляете? – улыбнулся лидер страны.

– Да нет, не я один такой. Моя жена, мой сын, мои друзья – все они в числе подобных людей. Все мои сотрудники тоже перестали болеть. Им не угрожают ни грипп, ни рак, – покачал головой гость.

– Вашими трудами?

– Природа! – усмехнулся ученый. – Великая сила. Мне лишь удалось понять, что нужно по ней, матушке, делать.

– И рак врачуете?

– Тех, кто им не заболел, оберегаю. А вот заболевших им действительно излечиваю.

– И какие же виды рака вы готовы лечить? – прищурился президент.

– Все! – уверенно ответил его гость. – Причем в любой стадии.

– То есть, вы гарантируете излечение онкологическим больным? – недоверчиво спросил президент.

– Да. Если они, конечно, будут придерживаться моих рекомендаций.

– Значит, знакомых можно отправлять не в ЦКБ, а к вам?

– Ни в коем случае! – с непритворным страхом отреагировал собеседник Первого Лица. – Я за это уже отсидел. Больше, знаете ли, не тянет. Я вам расскажу эту историю. По специальности ваш покорный слуга – всего лишь инженер-электротехник. Диплома врача у меня, естественно, нет. Я права лечить просто не имею. Когда я понял механизм возникновения раковых заболеваний, то тут же принялся за борьбу с ними. Киев – город не такой уж большой, и слухи о том, что некий инженер рак излечивает, его мигом облетели. Ко мне толпы людей потянулись. В середине семидесятых это было. Представляете себе, что такое подпольный врач в советские годы? Всех спасти, конечно, не удавалось. Часть пациентов мои рекомендации просто не выполняли, потому оказались неготовыми психологически. Ну, и умирали, конечно.

Поползли и другие слухи. Дескать, лечил-лечил Борис Васильевич несчастных – а они и Богу душу отдали. В общем, пошел я под суд. Впаяли мне восемь лет за антисоветскую пропаганду, да еще два года да подпольную врачебную деятельность. И теперь я закон строго соблюдаю!

– На самом деле антисоветчиной занимались?

– Ну, как и все тогда. При обыске нашли у меня тринадцатитомную рукопись «О бессмертии». Написал я там, что ни коммунизм, ни прочие «-измы» бессмертия человека не приближают. Это на суде и цитировали. Правда, в колонии положение у меня было неплохое. Кормили тогда плохо, отчего болезни людей косили. Вот я и придумал зарывать в землю пустые банки и заливать в них воду с хлебом и сахаром. Квас получался, который мы пили. Продукты брожения спасали нас от болезней. Иногда, конечно, выслеживали и начальству доносили. Однако все начиналось заново – ведь я делился с друзьями.

– М-да… Говорят, что вы даже с «зоны» бежали каким-то убедительным образом? – поинтересовался президент.

Борис Васильевич ответил не сразу. Ухмыльнулся, отхлебнул чаю. Выудил из вазы конфету «Мишка косолапый» и с превеликим удовольствием ее развернул.

– Ну да, было дело, – признался он. – К концу 1985-го перестройка началась. А тогда один из зеков слух пустил, будто я не за политику сижу, а за изнасилование собственной дочери. Знаете, что за это в лагерной среде полагается? Проиграли бы мою жизнь в карты и убили бы. Бессмысленно было доказывать, что у меня дочери не было. Понял я, что кончится это для меня плохо. Тогда подговорил я еще одного политического, который за анекдоты сидел – тот мне компанию и составил. А еще я слух пустил: мол, исчезну в день открытия съезда КПСС, ровно в полдень. Лагерное начальство от той болтовни презрительно отмахнулось: не было ведь случая, когда с нашей криворожской зоны кто-нибудь побег совершал.

А мы в день съезда забрались в автоконтейнер и выехали за ворота. Часовые на КПП открыли дверцы, внутрь заглянули и никого не увидели. Выехать-то мы выехали, а дальше… Зима, холодно, голодно. В общем, сдались сами. Добавили нам еще два с половиной года, которые, правда, скостили за постройку реактора…

– Слыхал я про ваш реактор. Говорят, вы сделали то, что до сих пор никому не удалось – построили установку для холодного термоядерного синтеза? В самом деле? – с ехидцей вопросил президент.

– Ну да! – резковато бросил Борис Васильевич. – Построил. Лагерное начальство мне печь заказало для литейки. А я и печь делал, и реактор с ней параллельно делал, что всю литейку обогревал. Приехала ко мне потом целая комиссия из Москвы во главе с одним из начальников управления, которое научно-техническими разработками занималось. Проверили они мое детище, своих спецов пригласили. Потом еще раз проверили. В Москву доложили. Так мол и так, надо человека освобождать, потому что сделано открытие мирового значения. Хотя реактор и не работал еще.

Вызывает меня начальник колонии и говорит: «Все, завтра досрочно освобождаем. Собирай манатки!». А у меня через несколько дней испытания реактора намечались. Я ему и говорю: «Не надо! У меня испытания намечаются. Все оборудование здесь. Так что я еще посижу». У начальника глаза из орбит повыкатывались. Мол, все в жизни видел, но такого – никогда!

Я, тем не менее, посидел еще чуток, реактор запустил. Сдал его комитетскому начальству. Ну, и на свободу вышел, как говорится, с чистой совестью.

– А что потом с реактором было?

– Мы еще проверили возможность трансмутации. Ну, превращения одних химических элементов в другие.

– В самом деле? Чего, алхимией занимались? – недоверчиво поднял бровь президент.

– Не верите? Есть такой человек с вашей конторы, который тогда был, кажется, замначальника шестого управления. Николай Алексеевич. Нехай ваши его тут разыщут, и он вам подтвердит мой рассказ. Действительно из одних веществ другие получали…

А дальше меня выпустили. Перестройка стояла на дворе в полном разгаре. Тут уж не реактор, а вся страна вразнос пошла. Всем не до всего стало. Кстати, реактор тот из Кривого Рога к вам забрали в организацию. Что с ним стало, уж не знаю…

Президент повернулся к помощнику и бросил:

– Постарайтесь выяснить и доложить!

Потом он внимательно посмотрел на своего энергичного семидесятилетнего собеседника и с неподдельным уважением спросил:

– Может, расскажете секрет? Выглядите замечательно. Не болеете…

– Для вас – охотно, – Борис Васильевич радушно развел руки, будто собираясь заключить Первое Лицо в объятия. – Вот смотрите: человек состоит из клеток. Клетки почек живут до шести минут, печени – до месяца, клетки сердца – до трех месяцев, а клетки кожи меняются раз в полгода. Только клетки сухожилий дотягивают до года. Возьмем средний вес человека и поделим его на 365 дней в году. Выходит, что ежедневно в человеке умирает от полукилограмма до килограмма клеток. Сутки прошли – и нужно эту умершую плоть как-то из организма выводить, чтобы освободить место для молодых клеток. И я нашел механизм выведения умерших клеток из тела. Это делает желудочный сок. Жировые компоненты расщепляются желудочными кислотами. Желудочный сок растворяет не только умершие клетки, но и поврежденные нитратами, тяжелыми металлами, канцерогенами, радионуклидами. Даже раковую клетку желудочный сок успешно переваривает. Вот вам и вывод, совсем простой: если у человека с желудочным соком все нормально, может ли он заболеть раком? Нет, не может. У него будут растворяться все бородавки, наросты, опухоли доброкачественные и злокачественные.