Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

То ли это обстоятельство в сочетании с общим ходом реформ, то ли возможность качественного отбора при пополнении штата (летом 1861 г. путем найма дополнительно было набрано 170 городовых унтер-офицеров), но перемена в поведении городских стражей была отмечена. Летописец московской жизни для обозначения обновленных полицейских даже использовал особое слово:

«Взгляните только на наших сержантвилей. Разве, в самом деле, они со своими ботфортами, красными шнурами, пистолетами и свистками то же, что блаженные памяти хожалые необразованного и неотесанного стиля!»

Чтобы отличать облагороженных реформой полицейских от прежних «рыцарей в сермяжной броне», журналисты еще пустили в оборот слово «полицианты».

Горожане, казалось бы, должны были только радоваться, что наконец-то появились вежливые полицейские, оставившие привычку немедленно подкреплять требования закона силой кулака. Тем не менее именно это новое качество полиции вызвало волну упреков. В книге «Суд и полиция» В. Я. Фукс отметил характерное для того времени явление: жалоб на «бессилие» (пассивность) полиции в обуздании правонарушителей было больше, чем на ее лихоимство. В обзоре «Езда по московским улицам» В. Ф. Одоевский, указав на то, что бесчисленные мелкие правонарушения остаются безнаказанными, призывал полицейских все-таки власть употребить:

«Полиция, должно отдать ей полную справедливость, в настоящее время сделалась весьма вежливою — так и следует; но то беда, что многие ее исполнители смешивают вежливость с неуместным снисхождением или послаблением; необходимо им убедиться, что вежливость вежливостью, а закон законом; что при виде беспорядка на улице, подвергающего опасности жизнь и здоровье проезжающих и проходящих, должно отложить в сторону всякое снисхождение и действовать законно, но, так сказать, беспощадно, «несмотря ни на какое лицо». Виноват — задержать и под суд».

Растерянность будочников и хожалых можно понять. Еще вчера они могли почти любого обывателя урезонить «наложением длани», а нынче им это строго-настрого запрещено. А как еще приструнить возомнившего о себе простолюдина, начальство пока не научило — само в растерянности. Характерную в этом отношении сцену описал А. П. Голицынский в рассказе «Черный день». Его герой, мелкий чиновник, переживая полосу неудач, не сдержался и съездил по зубам надерзившему ему мужику. Вместо того чтобы привычно утереться, крестьянин кликнул хожалого и потащил обидчика в часть. По дороге чиновник, готовый отдать последние деньги, стал упрашивать унтер-офицера уладить дело без составления протокола. Полицейский, сочувствуя всей душой, объясняет, почему бессилен помочь: «…нынче мужика нельзя запугать», а бить — не разрешается.

Полицейский уговаривает карманника:

— Сделайте милость, оставьте! Как-нибудь еще до начальства дойдет. Нынче этого не любят-с. (кар. из журн. «Зритель общественной жизни, литературы и спорта». 1863 г.)

Городовой: — Куда, приятель, куда? Вот погоди ужо!

Прохожий: — Оставьте его, оставьте! Laissez passer laissez faire (формула, выражающая начало невмешательства государственной власти в экономические отношения). (кар. из журн. «Зритель общественной жизни, литературы и спорта». 1863 г.)

В шляпе: — Скажите, где нынче бывают кулачные бои?

С усами: — Да только в селе Богородском на бале, а больше нигде не бывают. (кар. из журн. «Развлечение». 1866 г.)

В 1861 г. москвичи и жители Подмосковья получили от правительства еще один подарок — был упразднен Сводный казачий полк, входивший в состав полицейских сил. Сообщая об этом событии, журнал «Современная летопись» писал:

«Кому из москвичей не известно, что почти на каждом шагу древней столицы, где есть от полиции пост или где живет должностное, высшего разряда, лицо, можно встретить казака или нескольких казаков? Впрочем, казака везде и всюду можно встретить, не только в самой Москве, ной в окрестностях ее, во всех рощах, парках и т. д., и в уездах по всем квартирам исправников и становых, по многим селам и деревням, одним словом, по всему лицу Московской губернии». Казаки, служившие охраной и посыльными, были такой неотъемлемой деталью поездок обер-полицмейстеров по городу, что вошли в анекдоты. Например, профессор римского права Н. И. Крылов, рассказывая студентам о консуле, окруженном ликторами, для наглядности сравнивал его с обер-полицмейстером, сопровождаемым казаками с нагайками наготове. Визиты обер-полицмейстера И. Д. Лужина в дом графини Н. А. Орловой-Денисовой остряки называли «три казака». Пока влюбленный генерал наслаждался обществом своей пассии, во дворе особняка, на фронтоне которого был изображен донской казак (элемент графского герба), томились бездельем два уральских казака. Как ни странно, но в этой картине была даже некоторая аллегория пребывания казаков в Москве.

После упразднения в 1806 г. московских драгун для охраны общественного порядка в Первопрестольной был назначен полк донских казаков. Через 12 лет их сменили уральцы, а с 1837 г. полк стал сводным: одну половину составляли представители уральского казачьего войска, другую — оренбургского. К моменту вывода из Москвы в Сводном казачьем полку насчитывалось 1013 строевых чинов, из которых было 47 урядников (унтер-офицеров) и 23 офицера.

Расквартирование казаков в Москве и ее окрестностях имело для города определенную выгоду. Жалованье и фураж личный состав полка получал от государства, на что из бюджета расходовалось в среднем 156 403 р. 93 1/ 2к. сер. в год. Все остальное, от лошади до мундира и сапог, казак приобретал сам. Из городской казны оплачивались квартиры лишь нескольким старшим офицерам. Остальных, если у них не было средств нанимать жилье в городе, размещали на постой по крестьянским избам в подмосковных деревнях.

Обер-полицмейстер в сопровождении казаков. (кар. из журн. «Зритель общественной жизни, литературы и спорта». 1863 г.)

В Москве общей обязанностью казаков было выполнение распоряжений и приказаний полицейского начальства, а в уездах — чинов земской полиции. Распределение рядовых и урядников по Москве и губернии приводило к тому, что они выпадали из поля зрения их командиров и оказывались предоставленными сами себе. Автор статьи «По поводу упразднения казачьего полка в Москве», видимо, сам служивший в этой части, обрисовал ситуацию так: