Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

Едет на обед к Дюссо (кар. из журн. «Развлечение». 1864 г.).

Во времена так называемой николаевской реакции, когда, по свидетельству современника, в Москве «… никто не дерзал курить на улицах, чиновники не смели отпустить бороду и усы, а студенты не решались, хотя оно было очень заманчиво, носить длинные волосы», казалось, что порядок на улицах поддерживается сам собой. Однако следует помнить, что «держиморды» всяких рангов постоянно были готовы посредством розог «вложить ума через задние ворота». Думается, что после обстоятельной «беседы» о правилах дорожного движения нарушитель (естественно, «подлого» звания) если и мог сесть на козлы, то ехать предпочитал шагом, оберегая седалище от лишних толчков.

Зато в период «перестройки» и «гласности», связанных с отменой крепостного права, мостовые Первопрестольной становились ареной форменных безобразий. Длинные вереницы ломовиков (перевозчиков грузов), вместо того чтобы согласно правилам двигаться шагом, мчались рысью, надолго перекрывая гуляющей публике возможность перехода улицы. Глядя на них, и золотари устраивали гонки, расплескивая на ухабах зловонное содержимое своих бочек. Не говоря уже об извозчиках, которые катили вдоль улиц, как бог на душу положит. Журнал «Развлечение» в 1862 г. дал такое описание уличного движения:

«По Москве страшно не только ночью или вечером, но и днем ходить. Каждый извозчик, не говоря уже о брадатых кучерах в собольих шапках, смотрит на пешехода как на что-то такое мизерное, что можно без всякого опасения раздавить. Вы идете по тротуару, оканчиваете его и пускаетесь через улицу к другому тротуару, но едет «ванька» и кричит вам победительно: «Пади!» [64] Искаженное «пойди», «уйди». и вы должны действительно хоть пасть перед ним, но дать ему дорогу, иначе он, нисколько не стесняясь, наедет на вас. Вы бежите во всю прыть и даете ему проехать, но вдруг приходит вам мысль: «Почему же вы обязаны бросаться сломя голову, чтобы не задержать его две-три секунды, — и отчего, напротив, он не придержит своего борзого коня тоже не более как на секунду, чтобы дать вам свободно и без страха пройти». А какова подобная сцена, которой на днях мы были очевидцами: при переходе с Кузнецкого Моста к Газетному переулку, как раз против кондитерской Люке, шла дама с двумя малютками, девочкой лет семи и мальчиком лет пяти.

Дама вела мальчика за руку, девочка шла впереди. При переходе через улицу наскакал извозчик с криком «Пади!», девочка успела перебежать впереди саней, — мать с другим ребенком должна была остановиться и отступить назад, чтобы не попасть под лошадь. За проехавшим извозчиком появился другой, третий и так далее, — дама должна была возвратиться с мальчиком на тротуар Кузнецкого Моста, — а девочка, не видя за собой матери и растерявшись на широком переходе от едущих вперед и назад экипажей, остановилась и с испуга начала громко плакать. Даме нельзя было оставить малютку одного из опасения, чтоб он не пошел за ней и чтоб его не задавили, — страшно было пуститься вместе с ним под скачущие экипажи, — а между тем и другой ребенок ее оставался на средине улицы, как раз между несущимися каретами и санями».

Уличное движение зимой.

В описание благополучного завершения истории автор добавил характерный штрих: «Только сторонняя помощь помогла бедной женщине, — помощь, оказанная, впрочем, не хожалыми и не полицией.»

А поэт-сатирик В. П. Буренин под именем поручика Алексиса Республиканцева обнародовал кредо нарушителей правил дорожного движения:

О таком же любителе проехаться с ветерком, не обращая внимания на окружающих, сообщалось весной 1862 г. в городских хрониках. На Чистопрудном бульваре внезапно появился всадник, пустивший своего прекрасного вороного коня в галоп. Публике, заполнившей аллеи, пришлось спасаться самостоятельно, разбегаясь в стороны и выхватывая из-под копыт детей. «Как же вы думаете, — спросил репортер очевидца, — какое побуждение было у этого барина кататься по бульвару?

— Ему хотелось порисоваться, бедняжке, и показать свою удаль, что он может сделать то, чего не должно делать».

В 1879 г. городская Дума все же выпустила предписание извозчикам и частным экипажам ездить по улицам умеренной рысью. Только таким аллюром они могли и обгонять друг друга. Новое постановление тут же язвительно прокомментировал фельетонист журнала «Мирской толк»:

«— Но для чего же после этого держать «бегунцов»? — вопрошают раскормленные и отупевшие сынки нашего почтенного и непочтенного купечества и, конечно, скорее нарушат «предписание», чем сбавят рыси. А лихачи? Идите хоть сегодня гулять вдоль линии бульваров или на Сретенку и вы по-прежнему услышите тот же оглушительный треск полушарманок, то же залихватское чикание извозчиков, увидите те же подгулявшие, обнявшиеся разнополые парочки, оглашающие воздух песенкой:

Легковой извозчик. Почтовая открытка из серии «Русские типы».

Разве вы, читатель, никогда не бросаетесь с испугом к окошку, заслыша гул и треск на улице, разве вы никогда не восклицаете: «уж не пожар ли, батюшки!» и не успокаиваетесь, видя, что это просто вереница ломовиков, мчащихся во весь мах к знакомому кабачку?

Впрочем — «какой же русский не любит быстрой езды!»

К чему же тогда предписания?

Неужели для того, чтобы еще раз удивить москвичей своей бессильной распорядительностью?»

В том же фельетоне упомянут оригинальный способ принуждения возниц сдерживать бег своих коней, рожденный частной инициативой. Заметим, что в то время выражение «лежачий полицейский» скорее относили к пьяному будочнику. Прообраз же современного устройства для ограничения разгона транспортных средств остался безымянным: