Алексей Исаев - Против Виктора Суворова (сборник)

Но, несмотря на потери, понесенные в ходе штурма фортов пехотой, вермахт не расшибся насмерть о бетонные коробки Бельгии. Судя по записи в дневнике от 14 мая 1940 г., фон Бок более чем философски отнесся к тому, что не все бельгийские форты захвачены. Его куда больше беспокоили переправы: «Помимо Эбен Эмаэля, до сих пор из укреплений Льежа захвачено только два форта. Остальные могут еще держаться — ну и пусть себе держатся; главное, чтобы их огонь не мешал переправе через Маас в районе Льежа. В настоящее время все мосты в этом районе взорваны и не функционируют. Я заехал в Льеж и убедился, что работы по их восстановлению ведутся со всей возможной поспешностью. Интересно, что в этой работе нам оказывает содействие мэр города — „в интересах и на благо всего населения“». ( Bock F. von. Op. Cit. Р.140.) Вскоре Бельгия пала, гарнизон Эбен Эмаэля и других фортов, солдаты и офицеры армии пополнили лагеря военнопленных, они были освобождены только в начале 1945 г.

После войны вина за падение форта Эбен Эмаэль была возложена на его гарнизон и лично майора Жоттранда. Но это было несправедливо. Майор Жоттранд не мог нести всей ответственности за то, что форт оказался перед лицом внезапной атаки с неукомплектованным, насыщенным резервистами гарнизоном. После объявления тревоги он занялся делом, прописанном в инструкциях, которые писал не он. Кроме того, если бы расчеты казематов не занимались разборкой административных зданий, то они бы встретили штурм в обнимку с запечатанными ящиками с патронами, как это произошло с M-Nord. Необходимо заметить, что именно майор Жоттранд провидчески предложил прикрыть подступы к казематам колючей проволокой, но эта инициатива не была поддержана командованием. Катастрофа, произошедшая в Эбен Эмаэль, стала следствием целой цепочки ошибок и просчетов на всх уровнях армейской иерархии. Если бы тревога была поднята бельгийским верховным командованием раньше, если бы гарнизон содержался в штатной численности, если бы свою дорогую игрушку Бельгия комплектовала лучшими офицерами, поощряя их материально и морально, если бы форт имел два сменных гарнизона, дежурящих по очереди… Таких «если» можно набрать не один десяток.

На войне очень ярко проявляется эффект, известный в мирное время как «генеральский»: еще вчера исправно работавшее оборудование и вооружение начинает ломаться в самый неподходящий момент. Так у бельгийцев в Эбен Эмаэле вышли из строя механизмы подачи снарядов в каземате 75-мм пушки и башне 120-мм гаубиц. Кроме того, постепенный переход от дремоты мирного времени к войне порождает массу неувязок и нелепостей. Запреты на открытие огня, запечатанные боеприпасы, снятые в учебных целях ударники и тому подобные технические и организационные проблемы сопровождают начало войны с неизбежными и катастрофическими последствиями для первых попавших под удар противника частей практически любой армии. Хрестоматийным является пример с польскими 7,92-мм противотанковыми ружьями Марошека в сентябре 1939 г. В целях соблюдения секретности они хранились в запечатанных ящиках и солдат не учили обращаться с ними. В результате применение противотанковых ружей поляками в первых боях было крайне ограниченным.

Не менее хрестоматийным является пример с японской атакой на Перл-Харборе в первый день войны на Тихом океане. Началось все с радара, который теоретически мог сделать японскую атаку не такой сокрушительной, как она была в реальности. В какой-то мере эта история была символичной: радиолокатор стал одних из важнейших инструментов борьбы на море в 1941–1945 гг. Станция на горе Опана была одной из пяти мобильных радиолокационных станций, расставленных по периметру острова Оаху. Лето и осень 1941 г. они работали с 7.00 до 16.00 часов, но когда 27 ноября из Вашингтона пришло предупреждение о возможном конфликте, время работы изменили на 4.00–7.00, считая его наиболее опасным. Данные с радаров стекались в информационный центр, расположенный в форте Шафтер. Утром 7 декабря в Информационном центре изнывал от традиционного в мирное время безделья лейтенант Тейлор, единственный находившийся там офицер. В 7.00 все, кроме Тейлора, ушли на завтрак, а он по сложившейся процедуре остался дежурить до 8.00 утра.

Радар на горе Опана должен был закончить работу в 7.00. Однако пикап, который обычно забирал обслуживающих станцию рядовых на завтрак, опаздывал и один из них решил дополнительно попрактиковаться в работе. В 7.02 он получил отраженный импульс, гораздо более сильный, чем все то, что он видел до этого дня. Более опытный оператор Локарт сел к радару, убедился в его исправности и подтвердил получение отметки от огромного числа самолетов. Расчеты показали, что воздушная армада находится в 137 милях к северу от острова. До Информационного центра операторам удалось дозвониться только с помощью дежурного телефониста. Через него удалось сообщить лейтенанту Тейлору об обнаруженных самолетах. Он вспомнил о том, что на острове работал радиомаяк, наводивший перегоняемые на него бомбардировщики Б-17. Тейлор посоветовал не беспокоиться об этом, а рядовой Локарт не стал спорить с офицером. Два оператора лишь аккуратно отмечали приближение воздушной армады, которая со скоростью 180 миль в час неслась к американской военно-морской базе. В 7.39, когда до острова оставалось 22 мили, самолеты вошли в радиолокационную тень, образованную горами в северной части острова. В этот же момент, наконец, прибыл пикап, и рядовые с радиолокационной станции отправились на завтрак. Почти час времени, который можно было бы потратить на подъем флота по тревоге, был безвозвратно потерян.

Боевая тревога была пробита по приказу старшего на рейде контр-адмирала Фурлонга только в 7.55 7 декабря. Сигнал «Всем кораблям в гавани, боевая тревога!» был поднят только после того, как Фурлонг увидел просвистевший мимо самолет с красными кругами на фюзеляже. Начался день, который впоследствии назовут «днем позора». На истории с проигнорированным сообщением радарной станции неприятности только начались. Запертые двери погребов боезапаса на кораблях приходилось взламывать ломами и кувалдами. Пять командиров линкоров из восьми находились на берегу. На кораблях электричество подавалось с берега по кабелям, которые перебивались осколками или отсоединялись в суматохе при попытке отдать швартовы и отойти от стенки. На оставшемся без электричества крейсере «Сент Луис» до разведения паров матросам пришлось подавать увесистые снаряды к зениткам, обливаясь потом, по живой цепочке в полнейшей темноте. Разумеется, не обошлось без нелепых слухов: по острову пошли разговоры о высадке японского десанта на пляже Уайкики. Точно так же у нас в 1941 г. распространялись слухи о немецких парашютистах.