Энтони Бивор - Вторая мировая война

Добирались позорно долго, так как устаревший двухмоторный самолет главы правительства ломался с удручающей частотой. Добравшись, наконец-то, до Баку, они пересели на поезд, предоставленный советским правительством, и оказались в старомодном вагоне великого князя Николая Николаевича, командующего фронтом в Первую мировую войну. Путешествие по заснеженной степи было таким долгим, что де Голль сухо выразил надежду, что в его столь затянувшееся отсутствие во Франции не произойдет революция.

Де Голль надеялся установить хорошие отношения со Сталиным – в частности, добиться, чтобы тот держал Французскую Коммунистическую партию под контролем. И он не разочаровался. На тот момент Сталину не были нужны никакие революционные потрясения во Франции. Коммунистические восстания могли привести к тому, что Рузвельт прекратит помощь Советскому Союзу по ленд-лизу или же – что совсем Сталина не устраивало – использует их как предлог для сепаратного сговора с Германией. Сталин знал, насколько Рузвельт не доверяет Франции. Другой целью де Голля было заручиться поддержкой Сталина по вопросу присутствия Франции на мирной конференции, от которой ее могли отстранить американцы.

По прибытии в Москву французской делегации пришлось пережить один из кошмарных банкетов Сталина в Кремле, где он заставлял своих маршалов и министров обегать вокруг стола, чтобы чокаться с ним. Потом он предложил тосты, угрожая им казнью, демонстрируя жестокий юмор палача. Де Голль дал запоминающееся описание Сталина как «коммуниста, одетого в форму маршала, диктатора, восседающего на троне, погруженного в интриги завоевателя с видом добряка». Целью Сталина во время переговоров было признание его польского правительства – «люблинских поляков». Он определенно пытался расколоть единство Запада. Де Голль вежливо, но твердо отказывался. В какой-то момент Сталин повернулся к Гастону Палевски со злобной ухмылкой: «Поляком быть не перестают, мсье Палевски».

Сталин был готов проявить великодушие, хотя он и презирал Францию за поражение 1940 г., которое так помешало его планам. (Чуть позже он уколол де Голля, устроив ему встречу с Ильей Эренбургом, который подарил генералу экземпляр своего романа о падении Парижа.) Тем не менее, Сталин отлично знал о неприязни де Голля к Рузвельту и понимал, что французскую карту можно разыграть внутри западного союза в будущем. Сталин не доверял англичанам и американцам. Он опасался, что они вновь вооружат Германию в будущем. Сталин знал, что де Голль в действительности хочет не просто полного поражения Германии, а ее расчленения. В этом их желания совпадали, хотя Сталин не поддерживал претензий де Голля на Рейнскую область в послевоенном территориальном устройстве.

Визит прошел очень хорошо, если не считать того, что Бидо упился на банкете. Франко-советское соглашение было в конце концов подписано в четыре часа утра, перед отъездом французской делегации. Де Голлю пришлось согласиться на компромиссную формулу по правительству Польши, но теперь он знал, что с коммунистами у него проблем не будет. Их лидер, Морис Торез, приехавший во Францию в отсутствие де Голля, не вывел людей на баррикады и не объявил забастовку. Он потребовал крови, пота, роста производительности труда, национального единства, чтобы победить Германию. Коммунистическое Сопротивление было ошеломлено, но на следующий день партийная пресса подтвердила его слова. Кремль явно переговорил с ними. Де Голль и его спутники возвратились во Францию 17 декабря и столкнулись с совершенно неожиданным кризисом. Немецкие войска прорвались через Арденны, и все полагали, что они рвутся к Парижу.

В ноябре 1944 г. войска VIII корпуса генерал-майора Троя Мидлтона изнывали от скуки на Арденнском фронте. Генерал Брэдли выслушивал жалобы главного лесничего на то, что «солдаты американской армии, которым очень хотелось жареной свинины, охотились в лесу на диких кабанов, летая за ними на бреющем полете на самолетах и стреляя из автоматов». Чтобы разнообразить армейский паек, они также прибегали к помощи гранат, которые бросали в ручьи, где водилась форель.

После беспорядочного отступления немецких войск в сентябре к «Западному валу» Гитлеру не терпелось повторить великий триумф 1940 г. Он вновь рассчитывал на самоуспокоение союзников, фактор внезапности и стремительность удара для достижения своей цели – снова взять Антверпен. Эта сокращенная версия «Удара серпа» Манштейна, которая так удалась немецкой армии летом 1940 г., должна была отрезать Первую канадскую, Вторую английскую, Девятую американскую армию генерал-лейтенанта Уильяма Х. Симпсона и большую часть Первой американской армии генерала Ходжеса. Гитлер даже мечтал о втором Дюнкерке. Его генералы были в ужасе от этих фантазий. Гудериан хотел усилить Восточный фронт перед началом зимнего наступления советских войск. Но стратегия Гитлера, как и надежды японского императора Хирохито, связанные с проведением операции «Ити-Го», состояла в молниеносной победе, которая выводила как минимум одну страну из войны, и только после этого – ведение возможных переговоров с позиции силы.

20 ноября в полдень Гитлер сел в свой Sonderzug – поезд специального назначения, закамуфлированный ветками деревьев, и навсегда покинул свою резиденцию Wolfsschanze . Он был нездоров, ему требовалась операция на горле. Это было хорошим предлогом, чтобы покинуть находящийся под угрозой фронт в Восточной Пруссии. У него была глубокая депрессия – очевидно, оттого, что он понимал, какая катастрофа ожидает Германию. Геббельс пытался убедить его выступить с радиообращением к нации, так как поползли слухи, что он серьезно болен, сошел с ума и даже мертв. Гитлер упрямо отказывался.

Его возбуждала только перспектива мести, и наступление в Арденнах порождало большие ожидания. Гитлер при поддержке штаба Верховного главного командования вермахта до мельчайших подробностей разработал все директивы на предстоящее наступление. Первоначально получившее название «Стража на Рейне», чтобы создать видимость оборонительной операции, планируемое наступление в действительности носило название «Осенний туман». Наступающие армии за двое суток должны были дойти до реки Маас и за четырнадцать дней взять Антверпен. Он сказал своим командующим, что это загонит Первую канадскую армию в ловушку и выведет Канаду из войны, что в свою очередь заставит и США подумать о мире.

Генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, полностью готовый начать ограниченное наступление, чтобы уничтожить Аахенский выступ, понимал, что такая цель, как Антверпен, совершенно нереалистична. Даже если погода будет оставаться нелетной и даже если удастся захватить целыми склады горючего, у немцев просто не хватило бы сил удержать этот коридор. Это было очень похоже на наваждение Гитлера с контратакой в Авранше в начале августа, которую он навязал генерал-фельдмаршалу фон Клюге. Решительный и внезапный удар не имел смысла, если он не обеспечен дальнейшей поддержкой войсками и снабжением. Позже Рундштедт был глубоко обижен, когда узнал, что союзники назвали эту операцию немецкой армии «наступлением Рундштедта», словно это был его план.